Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

Пока же я на время оставил его в покое и повернулся к Мервину.

– Теперь ты, Мервин…

О нем я уже кое-что знал. Из всех первокурсников, которые когда-либо поступали в колледж Диггера, Мервин был, наверное, самым желанным – в первую очередь, конечно, для тренеров студенческой команды. Я был почти уверен, что к окончанию второго курса он получит предложение подписать профессиональный контракт. Не было у меня сомнений и в том, что Мервин сумеет подняться по крутой спортивной лестнице достаточно высоко, если ему удастся не травмироваться и сохранить здоровье. Помимо блестящих способностей к футболу, Мервин обладал отличным чувством юмора – ему всегда удавалось рассмешить меня, и тогда я искренне радовался, что в моей группе есть такой студент.

Месяца три назад я читал студентам лекцию, а Мервин в это время болтал с каждым, кто готов был его слушать. В какой-то момент я прервал себя на середине предложения и, посмотрев на Мервина в упор, проговорил таким тоном, какого он еще никогда от меня не слышал:

– Скажи, Мервин, каким качеством должен обладать корнербек, который хочет играть – и играть хорошо – в Национальной лиге?

В одно мгновение в аудитории стало тихо, как в могиле. Все молча смотрели на меня, и только Мервин рассмеялся и, запрокинув голову назад, сказал весело:

– Быстротой, конечно. Быстрые ноги – вот что ценится в Лиге превыше всего!

Он огляделся по сторонам, явно гордясь собой и требуя всеобщего восхищения за то, что он так быстро и правильно ответил на мой вопрос. То есть это он думал, что правильно, и не он один. Юджин одобрительно хлопнул его по спине, и Мервин с довольным видом развалился не стуле.

Тогда я сказал:

– Нет. Многие парни способны пробежать сорок ярдов за четыре и три, но они не в Национальной лиге, так что дело не в скорости.

Мервин выпрямился, а я повернулся к аудитории:

– Ну, кто поможет Мервину правильно ответить на мой вопрос? Какое качество необходимо каждому хорошему корнербеку, чтобы его пригласили играть в команду Национальной лиги?

Несколько мгновений в аудитории царила тишина, потом студенты начали неуверенно выкрикивать с мест:

– Цепкие руки!

– Физическая сила!

– Острые глаза!

– Быстрая реакция!

– Готовность к жестким контактам с противником!

– Нет, – сказал я. – Все это нужно, но это не главное. – Я снова повернулся к Мервину. – Ну, Мервин, попробуй еще раз.

Он поднял голову, немного сполз по спинке стула и сказал как-то не очень уверенно:

– Хороший корнербек должен быть внимательным и должен уметь слушать…

– Правильно, Мервин. Дион Сандерс был одним из величайших игроков вовсе не потому, что бегал сороковник за четыре и две десятых секунды, а потому, что умел слушать – слушать партнеров, тренера, противника. Вот я и хочу, Мервин, чтобы ты тоже научился слушать – хотя бы на моих занятиях. Надеюсь, ты не против?

С тех пор Мервин слушал на занятиях больше, чем говорил. Он даже задал несколько дельных вопросов. И сейчас, когда я повернулся к нему, Мервин продемонстрировал завидную реакцию, не дав мне продолжить начатое предложение. Показывая на свою работу, он проворчал:

– Профессор Стайлз, я сам написал свое исследование.

– В таком случае, – парировал я, – тебе, наверное, будет совсем нетрудно рассказать мне о нем. В чем заключается твоя главная идея?

– Я не помню точно, но я сам писал свою работу. – Как и Юджин, этот тоже заговорил с просторечными, почти развязными интонациями, пытаясь замаскировать то, что было невозможно спрятать. – Сам!

– Ну, вот хотя бы здесь, на первой странице… – Я открыл тонкую папку, в которую была вложена его работа, и показал на первый параграф. – Здесь ты пишешь о единении некромантии и похоти. Как ты это понимаешь?

– О негро… О чем?

– О не-кро-ман-тии, Мервин. Ты же сам использовал это слово – вот оно, в этом предложении. Как я понял, это и есть твоя главная идея – вызов духов умерших ради удовлетворения плотского желания.

Мервин заерзал на сиденье стула, решительно тряхнул головой, но тут же неопределенно крякнул и снова оплыл, сгорбился.

– Ладно. Возьмем вот это место… – Я показал на другую страницу. – Здесь ты пишешь о философии Аристотеля. Это довольно обширная тема, так что давай поговорим хотя бы о его метафизике.

– О к-какой физике? – визгливым фальцетом переспросил Мервин.

– О ме-та-фи-зи-ке Аристотеля.

Молчание. Остальные трое тоже сидели совершенно неподвижно и молчали. Батареи отопления в аудитории грели вовсю, но разливающийся по моему телу жар не имел никакого отношения к температуре в комнате. Мое сердце тоже стучало слишком часто и громко, и на мгновение я испугался, что они могут его услышать, но нет. Только кто-то шаркнул ногой по пыльному полу.