Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

– Но… – Я никак не мог правильно сформулировать свой вопрос.

– Что «но», профессор? – Аманда улыбнулась. – Хорошо, я скажу, если вам обязательно надо это услышать… Я, как вы помните, готовлюсь стать сиделкой. Эти двое делали все, что было в их силах, чтобы я не забеременела, но мое тело не знало, что я не должна зачать. И к тому моменту, когда меня привезли в больницу, мое тело уже сделало то, для чего оно было предназначено.

Я хотел задать еще один вопрос, но мне не пришлось этого делать.

– Нет, профессор, – покачала головой Аманда. – Об этом варианте я даже не задумывалась, и вовсе не из-за отца-священника, не из-за религиозных запретов или каких-то других подобных соображений. Я приняла это решение сама, на меня никто не давил. При этом я вовсе не горю безумным желанием стать еще одной матерью-одиночкой, о которых мне приходилось много читать в газетах. Я не хочу быть «среднестатистическим явлением», во всяком случае, не таким. Конечно, когда-то я мечтала о том, чтобы в моей жизни все было как полагается… – Она улыбнулась. – Ну вы понимаете – свадьба, белое платье, цветы, красивый молодой мужчина и только потом – ребенок. Но… – Она слегка повела плечами. – И все это обязательно будет. Мне нужно только немножечко подождать. Мой любимый мужчина где-то рядом, и он обязательно нас найдет.

Поднявшись, она шагнула к кровати и погладила Мэгги по ногам.

– Можно задать вам еще один вопрос? – спросил я.

– Конечно. А то даже как-то невежливо получается – все время говорю я одна.

– Вы не похожи на сумасшедшую.

– Это утверждение, а не вопрос. Верно, профессор?

Помимо своей воли, я улыбнулся.

– В таком случае ладно, вот мой вопрос… Почему? Почему вы так спокойно со мной разговариваете вместо того, чтобы выбежать на лужайку перед отцовской церковью и стоять там, грозя небу кулаками?

Аманда покачала головой.

– Бог прекрасно знает, что́ я чувствую и что́ думаю, даже если бы я каждый день не рассказывала Ему об этом. И Он мне помогает… – Она приподняла брови и улыбнулась. – Иначе как, по-вашему, я смогла бы все это вынести? – Аманда поглядела в окно. – Да, в первые несколько недель я вела себя как безумная. Мы с папой много спорили, я плакала и даже кричала, но что мне это дало? Как бы я ни надрывалась, криком ничего не изменишь. Мои истерики не помогут ни избавиться от беременности, ни поймать тех двух парней. Сколько бы я ни каталась по полу и ни визжала, я уже не смогу ни повернуть время вспять, ни вернуть себе то, что потеряла. Быть может, сейчас во мне говорит мой отец, но я совершенно уверена: если бы мы могли ставить Господа перед выбором, Он бы предпочел, чтобы мы спорили и даже кричали друг на друга, а не молчали, замкнувшись каждый в своем горе. А я кричала довольно много, профессор, можете мне поверить… – Аманда выпрямилась, упираясь кулачком в расплывшуюся талию. – Но теперь это позади, пора засучить рукава и заняться делом. Хотя… – Она несколько раз подняла и опустила ресницы и лукаво улыбнулась. – Хотя я ничего не исключаю.

Некоторое время мы оба молчали, наконец Аманда снова подняла вверх палец, похожий на восклицательный знак.

– Вы меня не спросили, профессор, но я все равно скажу… Если Господь действительно таков, каким Он, по Его собственным словам, является, значит, Ему будет по силам справиться и с моими истериками и… и со всеми моими вопросами.

Держа Мэгги за руку, я продолжал молчать. Аманда снова похлопала ее по лодыжкам, потом повернулась и направилась к двери.

– Профессор…

– Да? – Я взглянул на Аманду.

– Извините, что я столько говорю о себе, но… – Она снова улыбнулась и, облокотившись на дверной косяк, слегка расслабила одну ногу, давая ей отдых. – Я знаю, что у других людей тоже бывают тяжелые времена, но вы спросили, и я ответила.

Послышался шорох, и, когда я снова взглянул на дверь, Аманды уже не было. Блу старательно лизал мне колено, а тарелка с омлетом, сосисками и тостами выглядела очень… привлекательно. Капельница, через которую Мэгги вводили питательные растворы, была уже наполовину пуста, так что мы с ней позавтракали в молчании.

До девяти оставалось всего несколько минут, когда я поцеловал Мэгги в лоб, проверил, не сползли ли носки, аккуратно сложил подстилку Блу и отправился на занятия. Шагая по коридору больницы, я вдруг подумал о том, какой толстый слой бинта наложила Аманда на мою руку, она стала теперь напоминать бейсбольную биту. Судя по размеру повязки, на то, чтобы ее снять, могло уйти не меньше двадцати минут.