Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

Я сидел так довольно долго, мурлыча себе под нос песни Рэнди Тревиса. Наконец солнце скрылось полностью, и в сгущающихся сумерках ветви кипарисов словно зажили собственной жизнью, приобретя причудливые, фантастические формы. Внизу, у самых колес, заскулил Блу, просясь обратно в кабину.

Пять минут спустя я уже ехал обратно к ухабистой дороге, которая должна была привести нас к шоссе. Сколько миль мы проехали за этот вечер, я не знаю, может, двести, а может, и все триста. Наша поездка длилась почти шесть часов, но для меня вечер пролетел как одна минута. В Диггере так бывает: для некоторых людей время просто останавливается.

Когда мы вернулись в городок, шел уже десятый час. Вечер был темным, холодным и ясным, и мне казалось, я мог бы не вставать из-за баранки еще дня три, к тому же в моей голове крутилось пять или шесть хороших песен, которые помогли бы мне скоротать время до утра.

Сворачивая на свою подъездную дорожку, я рассмеялся. Мне пришло в голову, что Мэгги возненавидела бы мой пикап с первого взгляда, ведь он служил вещественным воплощением всего, что описывается в толковых словарях под рубрикой «неотесанный». И в то же время я не сомневался, что Мэгги была бы рада моей радости.

Обогнув дом, я припарковался рядом с амбаром и подставил под двигатель старый жестяной таз, чтобы убедиться, что из картера не подтекает масло. Несмотря на то что двигатель был отремонтирован, сам автомобиль был достаточно старым, а все без исключения старые автомобили жрут масло, как я не знаю кто. Я, впрочем, не считаю это недостатком или неисправностью – это просто часть их языка. Стоит поездить на таком старичке достаточно долго, и ты начнешь понимать этот язык и даже говорить на нем.

Опуская задний борт, я услышал позади себя легкие шаги.

– Что это такое? – спросил Эймос, показывая на мое оранжевое чудо.

– Это, – ответил я, любовно похлопывая ладонью по борту, – счастье. Счастье как оно есть.

Эймос сдвинул бейсболку на затылок и окинул мое приобретение скептическим взглядом.

– Уж не у Джейка ли ты его приобрел? – поинтересовался Эймос.

– Именно у него, – подтвердил я, любовно проводя ладонью по ржавым пятнам на выгоревшей оранжевой краске.

– И сколько ты за него отдал? – Эймос подбоченился, и его глаза опасно блеснули.

– Не твое дело. Скажу только, что Джейк обошелся со мной по-честному, и я согласился выплачивать ему стоимость машины ежемесячно в течение ближайших двух лет.

– Дилан… – Эймос склонил голову набок. – Что-то мне подсказывает, ты заплатил этому хорьку даже больше, чем он запросил.

– С чего ты взял, что я способен на подобную глупость? – делано удивился я.

– Я скажу, только сначала ответь на мой вопрос.

Я заглянул в кузов.

– Нет. Подробности сделки – это наше с мистером Пауэрсом частное дело. И я не имею права их разглашать, – закончил я твердо.

– Все ясно, – спокойно констатировал Эймос. – Дилан, ты туп как пробка, вот что я тебе скажу! – С этими словами он повернулся и, не переставая качать головой, зашагал по подъездной дорожке прочь, а я зашел в дом, взял пару бубликов и банку с арахисовым маслом, а потом вернулся во двор и уселся в кузове пикапа, куда ко мне тотчас вскочил Блу.

Когда от арахисового масла остались одни воспоминания, я снова вернулся в дом и приготовился ко сну, то есть снял свои новенькие джинсы, оставшись в одних боксерах. Потом я растопил камин, и мы с Блу, устроившись рядом, стали смотреть на огонь. Ему это очень нравилось, мне – тоже, поэтому в последнее время мы частенько предавались этому приятнейшему занятию. Тепло и игра огненных языков почти убаюкали меня, когда я вдруг сообразил, что неплохо было бы просмотреть почту. Снова одеваться мне было лень, и я, наплевав на холод, вышел из дома в одних трусах. Все равно, думал я, здесь меня никто не увидит. Курьер был прав: наши края – настоящая глушь, захолустье, тмутаракань.

Открыв почтовый ящик, я пошарил внутри и совершенно неожиданно вытащил два конверта. Вернувшись на подъездную дорожку, я поднес их к свету фонаря над крыльцом. На первом письме мне бросилась в глаза фамилия отправителя – Тентуистл. Торопясь, я вскрыл конверт, чувствуя, как волосы у меня на затылке встают дыбом, а по рукам бегут мурашки. Этого письма я ждал, но, вопреки всему, надеялся, что оно не придет, потому что ясно понимал: я не смогу оплатить больничные счета Мэгги иначе как заложив ферму. Разворачивая вложенный в конверт листок бумаги, я приготовился к худшему.