Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

Когда я выезжал со стоянки, оба окна в кабине были открыты, и Блу, высунув наружу голову, принюхивался к потокам встречного ветра. Какое-то время спустя я включил старенький, поцарапанный приемник, и остаток пути мы проделали, прислушиваясь к музыке кантри и шороху больших вездеходных колес, остро нуждающихся в регулировке сход-развала. Я, впрочем, этого шороха не замечал, как не замечал скрипа подвески и дребезжания крыльев.

Я был влюблен.

Наверное, нам следовало бы отправиться прямо домой, но я решил иначе. Мы заехали на колонку, заправились (если бы не двойной бак, это пришлось бы делать достаточно часто), после чего я решил опробовать пикап на первой передаче. Почти сразу я понял, что Джейк не солгал и мощности моей новой машине не занимать. Какой-то талантливый механик-самоучка основательно повозился с двигателем, который работал как часы.

Вскоре мы выехали из Диггера, и я направил машину куда глаза глядят. Несмотря на холод, окна в кабине были по-прежнему открыты – нам с Блу нравилось, когда встречный ветер бьет прямо в лицо. Мэгги, будь она сейчас с нами, тоже не возражала бы – в таких вещах моя жена знала толк.

Только когда солнце начало склоняться к горизонту, я развернул машину и поехал в Уолтерборо. Мне нужны были новые сапоги, поэтому я заехал в «Вестерн уорлд» и некоторое время бродил там вдоль рядов с обувью. То, что я искал, нашлось довольно быстро: подходящие ковбойские сапоги поджидали меня на верхней полке во втором ряду и буквально упали мне в руки, когда я проходил мимо. Это были «Олейте мулскиннерз» из толстой коричневой кожи, на средней высоты каблуке, с двойной кожаной подошвой и одиннадцатидюймовым голенищем, очень похожие на те, которые Дин Мартин носил в фильме «Рио Лобо». Присев на банкетку, я их померил и понял, что мои поиски закончены. Сапоги прекрасно сидели по ноге, и я был от них в полном восторге. Правда, Мэгги они все равно бы не понравились, но это, как говорится, отдельная песня.

Я повернулся к продавцу:

– Я их беру. Нет, я не буду их снимать, так в них и пойду…

Брезгливо морща нос, продавец двумя пальцами взял мои кроссовки, положил в коробку из-под сапог и закрыл крышку, а я направился к кассе, чтобы оплатить покупку. По дороге, впрочем, я прихватил еще две пары «Рэнглеров», на что никогда бы не осмелился, будь со мной Мэгги.

Из магазина я вышел, сияя, словно деревенский дурачок, желающий выглядеть настоящим фермером. И все же я улыбался, что в последние месяцы бывало со мной нечасто. Пересекая парковку, я нарочно наступил в глубокую лужу и с удовольствием отметил, что нога даже не почувствовала холода.

Наконец я снова сел в машину, где дожидался меня Блу, и начал задним ходом выезжать с парковки. Глядя в зеркало заднего вида, я вдруг увидел в нем собственное расплывшееся в улыбке лицо и был так поражен, что остановился и некоторое время сидел неподвижно. Лишь убедившись, что в зеркале действительно я, а не какой-то другой человек, я тронул пикап с места и направился на северо-восток, в сторону Колумбии. Через несколько миль я свернул с шоссе и поехал по узким бетонным и грунтовым дорогам, соединявшим небольшие городки и поселки, выросшие в последние годы вокруг бескрайних хлопковых, арахисовых и табачных плантаций. Блу то высовывал нос в окошко, то норовил свернуться на пассажирском сиденье рядом со мной, словно никак не мог принять окончательное решение. Новые запахи будоражили его, и я догадался, что Блу никак не может взять в толк, как понимать новую машину и нового меня. Я почесал ему за ушами, и пес успокоился, улегся на сиденье, а голову положил мне на колени. Правя одной рукой – другую я выставил в окно, – я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы снова увидеть свою улыбку и попытаться к ней как-то привыкнуть. Если бы Мэгги была сейчас здесь, думал я, она бы тоже улыбалась. Мысль об этом поддерживала меня, отгоняя легкое чувство вины.

Вскоре стало темнеть. Мы ехали по какой-то старой дороге, состоявшей почти исключительно из ухабов и выкрошившегося бетона, когда мое внимание привлекла боковая дорога, которая мне сразу чем-то понравилась. Недолго думая, я свернул на нее и поехал по сырой, заросшей травой грунтовке, петлявшей между таких толстых кипарисов, что даже если бы я, Мэгги и Эймос взялись за руки, нам все равно не удалось бы обхватить ни один из этих гигантских стволов.

Спустя примерно милю дорога привела нас к песчаному речному берегу. Здесь я остановился и, выпустив Блу, позволил ему обрыскать кусты. Сам же я уселся, скрестив ноги, на капоте и, немного полюбовавшись новенькими сапогами, запрокинул голову и стал смотреть, как расчерченное кипарисовыми ветвями солнце медленно заходит над каким-то безымянным ручьем в богом забытом уголке Южной Каролины.