Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

Мы выехали со стоянки на дорогу, я привычно нажал газ и тут же почувствовал, что кузов резко повело вправо. Секунда – и грузовичок развернулся на сколькой дороге почти на сто восемьдесят градусов, как в самых лихих полицейских боевиках.

– Перегазовал, – пробормотал я себе под нос. – Нужно быть поосторожнее.

Спустя десять минут я все еще был не дальше чем в трех милях от города. Медленно и осторожно я вел машину на восток по Двадцать седьмому шоссе. Дорожное полотно покрывал рыхлый снег толщиной в несколько дюймов, под снегом скрывался коварный лед, и мне приходилось быть очень внимательным, чтобы не улететь в кювет. Температура упала до двадцати семи [55] Ок. –3 °C. градусов и, похоже, собиралась понижаться дальше.

Держа руль обеими руками, я пристально всматривался в снежную целину впереди, но мысли мои блуждали. В конце пути меня ждал холодный, темный и пустой дом, где предстояло в одиночестве встречать Рождество, которое могло бы стать первым снежным Рождеством в нашей с Мэгги совместной жизни. Но Мэгги осталась в больнице, и мне было до слез жаль, что она не увидит снега, который так любила.

Одиноко. Грустно и одиноко было мне сейчас!..

Домой я не торопился, поэтому перед подъемом, начинавшимся рядом с заснеженным пастбищем Джонстона, я включил первую передачу и пополз еще медленнее. Перевалив через гребень холма, я стал спускаться по его обратному склону, тормозя по преимуществу двигателем. Когда бо́льшая половина спуска осталась позади, я уперся в переезд через железную дорогу, которую лет восемьдесят назад китайские иммигранты строили для «Юнион пасифик».

Снег усилился, он налипал на лобовое стекло, укутывая его словно плотным белым одеялом. Пришлось переключить «дворники» на ускоренный режим, и все равно я почти ничего не видел. Переехав рельсы, я краешком глаза заметил с левой стороны дороги какое-то красноватое свечение. Двигался я со скоростью пешехода, поэтому остановиться мне не составило труда. Притормозив на безопасном расстоянии от переезда, я опустил стекло дверцы и высунул голову наружу. Глядя в темноту – туда, где мне почудилось красноватое зарево, – я изо всех сил напрягал зрение, пытаясь разглядеть что-то за плотной белой пеленой, которая хлестала меня по лицу. Вскоре я действительно увидел какой-то красный огонь, похожий на задний фонарь автомобиля, вот только там, куда я смотрел, никакого фонаря – не говоря уже об автомобиле – просто не могло быть. Должно быть, именно поэтому я с самого начала и обратил на него внимание.

Я уже поднимал стекло, решив, что красные отблески на снегу мне почудились, когда налетевший порыв ветра на мгновение закрутил, раздул снежный занавес, и в образовавшуюся прореху я разглядел задние фонари автомобиля, который свалился в глубокий кювет с противоположной стороны дороги. Судя по тому, что́ я успел разглядеть сквозь снег, легковой автомобиль, пикап или грузовичок вроде моего лежал на склоне вверх колесами, уткнувшись носом в дно оврага.

Со всеми предосторожностями тронув грузовичок с места, я подрулил как можно ближе к краю шоссе и, оставив двигатель включенным, выбрался из кабины. Блу, свернувшийся на половичке пассажирского сиденья поближе к печке, проводил меня взглядом, но не двинулся с места.

Едва спрыгнув с подножки, я почти по колено провалился в снег, который сразу же стал засыпа́ться за голенища моих ковбойских сапог. Подняв повыше воротник своей джинсовой куртки и низко наклонившись, чтобы противостоять ударам ветра, я пересек шоссе и остановился на краю асфальтированной обочины. Отсюда мне уже был виден торчащий из кювета багажник автомобиля. Задние фонари горели, окружая его розово-красным сиянием. На снегу под багажником я разглядел что-то похожее на осколки синего проблескового маячка, какой обычно крепится на крыше полицейского автомобиля, а сделав вперед еще шаг, прочел выполненную светоотражающей краской перевернутую надпись на кузове: «Управление шерифа. Округ Коллтон».

Шлепнувшись на свой отбитый зад, я начал сползать по заснеженному склону в кювет. Я рассчитывал спуститься к машине, тормозя каблуками, но ветер и мороз превратили снег в лед. В результате медленное сползание превратилось в стремительное и довольно болезненное падение. Я скользил все быстрее, не в силах ни остановиться, ни притормозить, ни свернуть в сторону. Примерно на середине склона я налетел на вмерзший в землю камень и полетел вверх тормашками. Дальше я уже не столько скользил, сколько кувыркался, словно катящийся с горы валун. Разогнавшись, я пронесся мимо машины, перевернулся в последний раз и свалился на дно оврага. Раздался плеск, и я почувствовал, что мое лицо погружается в ледяную воду.