Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

Китаец ответил: "Вы мудрее своих друзей, мой дорогой господин, и потому менее нетерпеливы. Я рад этому."

"Это не ответ."

Чанг рассмеялся дергающимся, высоким смешком, настолько натянутым, что Кануэй распознал в нем то вежливое притворство будто бы вообразимой шутки с которым китайцы "сохраняют лицо" в неловких моментах. "Я уверен, нет никаких причин волноваться по этому поводу," последовал ответ, после паузы. "Без сомнения, в должный момент у нас будет возможность предоставить вам всю ту помощь в которой вы нуждаетесь. Как Вы сами представляете, существуют трудности, но если все мы будем подходить к вопросу благоразумно, и без чрезмерной спешки - "

"Я не предлагаю спешки. Я всего лишь добиваюсь информации о носильщиках."

"Конечно, мой дорогой господин, но это поднимает другой вопрос. Я очень сомневаюсь в том, что Вы без труда сможете найти людей желающих обязать себя подобным путешествием. Они врядли пойдут на то, чтобы покинуть свои дома в долине ради длинного и сложного пути вне ее."

"Их можно уговорить, или тогда, почему и куда они сопровождали Вас сегодняшним утром?"

"Сегодняшним утром? О, это совсем другой вопрос."

"В каком смысле? Не отправлялись ли Вы в путешествие когда я со своими друзьями случайно столкнулись с Вами?"

Ответа на вопрос не последовало, и тогда Кануэй продолжил более тихим голосом: "Я понимаю. Значит это не было случайной встречей. Я, кстати, все время об этом думал. То есть, Вы умышленно пришли перехватить нас. Что говорит о том, что вы должны были знать о нашем прибытии зараннее. И интересным вопросом является, Как?"

Посреди утонченного спокойствия сцены слова эти задели напряженную ноту. Огни фонариков освещали лицо китайца; оно было спокойно и каменно. Внезапно, легким движением руки Чанг нарушил напряжение; отодвигая шелковый гобелен, он раздрапировал окно ведущее на балкон. Затем, прикасаясь к руке Кануэйя, вывел его на холодный кристальный воздух. "Вы умны," сказал он мечтательно, "но не совсем правы. Потому я должен посоветовать Вам не тревожить Ваших друзей этими абстрактными дискуссиями. Поверте мне, здесь, в Шангри-Ла, ни Вам ни им никакая опасность не угрожает."

"Нас ведь не опасность волнует. Это задержка."

"Я понимаю. И конечно, определенная задержка может быть, весьма неизбежной."

"Если это действительно неизбежно и лишь на краткий период времени, то, конечно, нам нужно приложить все старания чтобы перенести ее должным образом."

"Как очень благоразумно, мы ведь желаем только того, чтобы Вы и Ваши товарищи получили удовольствие от пребывания здесь."

"Это все замечательно, и как я Вам уже сказал, с моей стороны врядли найдется множество возражений. Новое, интересное впечатление, да и в любом случае, нам нужен отдых."

Вгляд его убегал вверх, на мерцающую пирамиду Каракала. Сейчас, при ярком свете луны, на необъятном синем фоне, она была настолько до хрупкости ясной, что казалось, протяни высоко руку и сможешь до нее дотронуться.

"Завтра," сказал Чанг, "Вы, быть может, найдете ее еще более интересной. А относительно отдыха, в мире не так много мест лучших чем это, если на Вас пало утомление."

И действительно, во время того как Кануэй продолжал смотреть, более глубокое спокойствие покрыло его, как если бы зрелище было не тольно для глаз, но и для разума. В отличие от сильных шквалов ветра нагорных уровней, тут едва проносилось дуновение; вся долина предстала его восприятию как охваченная землей гавань, с Каракалом в размышлении над ней в виде маяка. Во время этих раздумий, на лице его начинала расти улыбка, так как вершина действительно была озарена светом: синее ледяное мерцание, гармонирующее с тем великолепием что оно отражало. Что-то подтолкнуло его спросить о буквальном значении названия вершины, и ответ Чанга прозвучал шепчущим эхом его собственных мыслей. "Каракал, на наречии долины, означает Синяя Луна," сказал китаец.

Кануэй не отбросил своего заключения о том, что прибытие его и всей группы в Шангри-Ла было в какой-то мере ожидаемым ее обитателями. Принимая во внимание всю важность этого вопроса, он знал, что должен был об этом помнить; но когда пришло утро, сознание проблемы беспокоило его настолько мало, лишь в теоретическом смысле, что он уклонился от того, чтобы быть причиной бо'льших волнений для остальных. Одна его половина настоятельно говорила ему, что было что-то странное в этом месте, и отношение Чанга прошлым вечером было далеко не утешающим, и что все они, по сути, были пленниками до того момента, как власти соблаговолят сделать для них нечто большее, если это вообще случится. И его обязанностью было, бесспорно, заставить их сделать это. После всего, он был представителем Английского Правительства, если уж ничего не поможет; было бы несправедливым со стороны жителей Тибетского монастыря отказать ему в любой надлежащей просьбе... Несомненно, это было обычное официальное решение вызванное подобной ситуацией; и часть Кануэйя была официальной и вполне обычной. Никто при случае не мог лучше его изобразить человека сильной воли; во время тех заключительных дней перед эвакуацией, с мрачной иронией размышлял Кануэй, его манера поведения должна была заслужить ему не меньше как посвящение в рыцарство со школьным призом - новеллой Хэнти под названием С Кануэйем в Баскуле. Взять на себя покровительство над числом смешанных мирных жителей, включая женщин и детей, укрыть их всех в маленьком помещении консульства во время горячей вспышки революции под руководством настроеных против иностранцев агитаторов, и с помощью атак и лести добиться от них разрешения полной эвакуации по воздуху, это было, он чувствовал, не плохим достижением. Может быть c помощью интриг и бесконечных письменных отчетов, он мог бы что-нибудь из этого состряпать к Новогодним Почестям. В любом случае, завоевано было пылкое восхищение Мэллинсона. Сейчас, к сожалению, юноша, должно быть, смотрит на него с растущим разочарованием. Жаль, конечно, но Кануэй привык к тому, что люди любили его лишь потому, что неправильно понимали. В действительности он не был одним из тех решительных строителей империи с квадратными челюстями, клещами и молотками; впечатление, что производил он было лишь кратким, одноактным спектаклем, повторяемым время от времени под аранжировку судьбы и Ведомства Иностранных Дел за зарплату для которой любой бы мог появиться на страницах Уайтекера[5].