Бруно Ясенский: Бруно Ясенский - об авторе

Нам кажется, что широкому читателю интересно было бы узнать, как писал Ясенский. Постараемся кратко рассказать, как происходил этот процесс чисто внешне. Ясенский, живо всем интересовавшийся, вдруг замолкал, будто уходил на дно глубокого колодца, переставал разговаривать, отвечать на вопросы, почти не воспринимал окружающей действительности. Когда нам впервые пришлось увидеть его в таком состоянии, то мы просто ничего не поняли, казалось, что его кто-то разгневал, обидел, вывел из обычного ясно-спокойного состояния. Он ходил, если это в комнате, то из угла в угол, если на улице, то быстро, не глядя по сторонам, погруженный в собственные мысли, чувства и переживания. Он отмеривал огромные пространства. Он выхаживал каждую новую вещь. Он ее делал всю на ходу.

Но вот приходит момент, когда ему надо поделиться своим замыслом, уже мысленно воплощенным в готовую форму, и он рассказывает, а сам посмеивается, грустит, волнуется. Затем садится и записывает подробный план. Если вещь большая, то по главам, по действиям, крупными кусками. Потом, уже почти не отступая от плана, он пишет пьесу или роман. Пишет методически изо дня в день, не отрываясь по нескольку часов от письменного стола. В Таджикистане писал даже лежа на ватном одеяле.

Поправок вносил очень мало. Вещь вся выкристаллизовывалась на ходу, он ее как бы заучивал.

Всегда радовался, когда читатели широко откликались на его творчество. Он читал письма очень внимательно. Соглашался или спорил с автором, но никогда не был равнодушен.

Надо сказать, что его творческая фантазия помогала ему проникать так глубоко в окружающую действительность, что порой надо было только удивляться.

Расскажем несколько подробнее о его работе над романом "Человек меняет кожу".

Первый раз Ясенский полетел в Среднюю Азию в 1930 году как член правительственной комиссии по размежеванию Таджикистана с Узбекистаном. Комиссию возглавлял Домбаль, его большой приятель.

Азия, которую Бруно Ясенский видел впервые, с ее еще не тронутым бытовым укладом, привычками, особенностями, поразила его настолько, что он в 1931 году ранней весной опять уезжает в Таджикистан. Он еще не обещает, что напишет о Средней Азии, но много говорит о том, как красива, как необычна эта страна, как она заставляет пристально и внимательно приглядеться к ней; она лежит на стыке нескольких государств и из феодального строя шагнула сразу в социализм, минуя капиталистическое общество. Может быть, для современного читателя это не звучит так, как это звучало для людей поколения Бруно Ясенского. Ведь все теперь знают Таджикистан как социалистическую республику, и никаким другим он не был на памяти у современного молодого поколения, а Ясенский еще бывал там тогда, когда из Афганистана налетали вооруженные до зубов всадники, пылавшие ярой ненавистью к советам и ратовавшие за восстановление религиозных законов, отобранных земель, власти. Ясенский ходил по Сталинабаду, который назывался еще кишлаком Дюшамбе и никоим образом не напоминал города, а был маленьким скоплением глинобитных кибиток, - так там называют мазанки. Кривые, беспорядочные, по-азиатски слепые улицы, зной, пыль, грязь и на этом фоне красивые люди в цветастых халатах, пусть ситцевых, но ярких под нестерпимо горячим солнцем. Эти люди с медлительными движениями будто сошли с иллюстраций старинных библий. Даже женщины покрывали головы, как дева. Мария на древних иконах.

Стройные мужчины, мечтатели и любители поэзии, с цветком за ухом, в серых и белых чалмах верхом на библейских осликах; женщины, закрытые в городах чачваном, а в деревнях и горах просто неимоверно длинным и широким рукавом; смуглые юноши и девушки; буйный разлив огненных маков по степям и долинам таков фон, на котором все обстояло далеко не так миролюбиво.

Классовая борьба обострялась религиозным фанатизмом, собственностью не только на землю, скот, имущество, но и на женщину.

Басмачи резали жителей, влетая ночью в спящий поселок, стреляли в пограничников, убивали дехкан, решившихся строить новую жизнь. Эхо в горах повторяло ружейные раскаты.

Страна в массе своей неграмотна, чиновники и учителя, духовные лица - все сбежали вслед за эмиром в Афганистан и Персию.

И вот этой разоренной вконец страной (эмир угнал поголовно весь скот), кое-где разделенной, как, например. Северный и Южный Таджикистан, непроходимыми в то время горами, надо было управлять, и управлять по-новому. А чем выше в горы, чем дальше от плоскогорья, тем крепче старый уклад: женщины закрыты, многоженство, в семье владыка и распорядитель жизнями - хозяин.