Табита, поймав на себе любопытные взгляды, сразу овладела собой и говорит обычным для нее теперь строгим тоном: - Что ж, идем. Но друзьям твоим придется спуститься вниз.
Нэнси повелительно машет рукой. - Слышали, идиоты? Брысь отсюда! - И гонит их к лестнице. А сама идет следом за Табитой в Амбарный дом, улыбающаяся, брызжущая оживлением, и там берет ее за руку. - Бабушка, милая, вот хорошо-то! Значит, ты меня не узнала? А вот и дедушка. Боже мой!
Она только что заметила Бонсера - осев в своем кресле, он уставился на нее в тупом изумлении. Она подбегает к нему, целует в лоб. - Все такой же, ни чуточки не изменился! - А потом, улыбаясь, бросает Табите взгляд только что не подмигивает, - словно договаривается о взаимопонимании. В этом взгляде читается: "Господи, на что он стал похож! Старый младенец".
Но Табита не идет на этот сговор, столь неуважительный по отношению к Бонсеру. Она спрашивает язвительно: - И откуда же ты явилась?
- Я? Да из Лондона, из дому. Ведь у нас квартира в Вестминстере.
- А мама твоя знает, что ты здесь?
- Мама? - Она морщит нос. - Мама в Америке, от какого-то своего комитета. А Том ничего, он меня не воспитывает. Давно махнул рукой.
- Тебе сколько же лет? - бурчит Бонсер. - Небось семнадцать, не больше. - Он тяжело поднимается на ноги и, пошатываясь, склоняется над ней, тычет толстым пальцем. - А накрашена-то - смотреть тошно.
- Понимаете, дедушка, у меня такое несуразное лицо, приходится что-то с ним делать.
- Размалевана, как уличная девка.
Нэнси опять улыбается Табите. - Простите, дедушка, больше не буду. Вы очень шокированы?
Ясно, что его мнение ей совершенно безразлично. Выжил старик из ума, ну и ладно.
И вдруг она слышит музыку. - Ой, батюшки. Билли рассердится.
- Билли твой жених?
- Билли? Еще чего! Просто полезный человек, у него машина. - И она убегает. В окно слышно, как она говорит, открывая заднюю дверь отеля: Заждался? А ты в другой раз не будь таким идиотом.
- Всегда говорил, что из нее вырастет шлюха, - заявляет Бонсер.
Табита поддакивает ему. Но она сбита с толку, как человек, который предрекал какое-нибудь несчастье - пожарили крушение поезда - и вдруг увидел его воочию и поражен его реальностью, его неприкрытой живою силой. Она рада, что Нэнси не зашла к ней проститься. И три месяца спустя, когда старая Дороти сообщает ей, что мисс Нэнси находится в баре, ее первое чувство - досада, зачем ей помешали. Она отвечает сухо: - Если я нужна ей, может прийти ко мне сюда.
А Нэнси уже бежит к ней и представляет ей молодого человека, высокого, серьезного и бледного, по имени Годфри Фрэзер - он привез ее в "Масоны" в своем ветхом автомобильчике. Познакомив его с Табитой, Нэнси тут же отсылает его в отель за ее сумочкой и просит за него прощения. - Ты не обращай на него внимания, бабушка, разговаривать он не мастер, хотя далеко не дурак. Только что, бедняга, болел туберкулезом. Ему нужен деревенский воздух. Я думала, может, ты приютишь нас на конец недели?
- Кто этот молодой человек? Он твой жених?
- Нет, что ты. Но я часто пользуюсь его машиной, если только это сооружение можно назвать машиной. У него, бедолаги, гроша нет за душой. А уложить его можно где угодно - хоть на стойке, хоть под раковиной.
За эти три месяца девушка изменилась - повадка более сдержанная, и одета проще. Выглядит старше и держится так, словно устала от жизни. За чаем в гостиной у Табиты она два часа кряду говорит о себе, как женщина, растерявшая все иллюзии. По ее словам, ей всегда было скучно в школе (дурацкая была школа) и скучно дома, где она вечно ссорится с матерью, а Томом Родуэлом она крутит как хочет. Особенно же наскучили ей все лондонские джазы и все ее молодые люди, которых она оптом именует идиотами.
Мистеру Фрэзеру дается несколько поручений - проверить свечи, принести английскую булавку, которая, по словам Нэнси, должна быть где-то в машине. Табите она говорит: - Ну вот, на полчаса ему дел хватит. Нам он пока ни к чему, верно?
- Такой славный молодой человек, а ты с ним вон как обращаешься.
- Годфри не обижается. Он любит быть на побегушках.
- А ты злоупотребляешь его любезностью.
Нэнси смотрит на нее с веселым удивлением - бывает же еще такая старомодная наивность! Потом говорит: - Я знаю, Годфри миляга. Когда-нибудь я, возможно, даже выйду за него замуж. На него можно положиться, верно? Но я еще не собираюсь на покой, хочу сначала пожить в свое удовольствие.
А через полчаса, расцеловав Табиту на прощание, заглядывает ей в глаза и говорит: - Ужасно я тебя шокирую, да? Вижу, вижу. Наверно, я и правда дрянь ужасная.
Читать дальше