Мэри Брэддон - Преступление капитана Артура

Однажды, сидя в январский вечер перед своим камином, она решилась даже высказать свое сочувствие мужу.

– Что это еще значит? – проворчал Жильберт Арнольд, кидая на нее угрожающий взгляд из-под густых бровей.  – Что ты мне порешь дичь?

– Я говорю, что думаю о несчастной миледи, я ходила сейчас наверх к нашему Джеймсу, а когда я вижу его спокойным и довольным в его чистой кроватке, то вспоминаю невольно бедного сэра Руперта.

– Эти дети были чрезвычайно похожи друг на друга,  – проговорил задумчиво Жильберт, устремляя глаза на пылавший огонь и выбивая трубку о железо решетки.  – Господи боже мой! Все толкуют о благородном происхождении и о всем, связанном с ним… Да мой мальчик на вид не хуже сэра Руперта, а, пожалуй, еще и красивее его.

– Когда я была еще девушкой,  – заметила Рахиль,  – многие говорили, что я напоминаю Клерибелль Мертон.

Жильберт Арнольд не принадлежал к числу любезных мужей: он несколько секунд смотрел в лицо Рахиль, скорчил потом гримасу и громко рассмеялся.

– А! Так ты в самом деле похожа на нее! – воскликнул он насмешливо.  – Я-то, по крайней мере, этого не заметил, и если ты когда-нибудь походила на барыню, то теперь не походишь, могу тебя уверить.

Он набил снова трубку и закурил ее. Затем, протянув ноги, обутые в грубые сапоги, на решетку камина, принялся курить с видимым наслаждением.

– Я потеряла всю свою красоту за работой, Жильберт,  – заметила жена его.

– Если она была! – проворчал издевательски муж.

– У меня были такие же белокурые волосы и такие же ясные голубые глаза.

– Ну да! – проговорил язвительно Арнольд.  – Но твои волосы совершенно бесцветны, а глаза твои тусклы, будто ты сварила их, чтобы сделать их красивее, но это предприятие не удалось тебе. А если б не это, ты была бы вполне похожа на миледи,  – добавил он, смеясь.

– Несчастная миледи! Мне очень жаль ее,  – прошептала Рахиль.

– А! Это очень мило! – сказал Жильберт Арнольд, вынимая трубку изо рта и стуча кулаком по небольшому столику, стоявшему вблизи него.  – Я не желаю слышать ни хныканий, ни вздохов, ни даже сожалений о положении леди. У нее прекрасный дом, прелестный экипаж, роскошные наряды, спит она на перине, ест и пьет хорошо и может тратить денег сколько душе угодно… Ведь это справедливо? Ну, так пусть же довольствуется тем, что есть у нее!.. Она ни разу в жизни не пробовала каши, которой угощают добрых людей в остроге, не ела никогда отвешенного хлеба… И она не испытывала, каково пролежать под забором зимой, шесть или семь часов, кажущихся веками, чтобы подстрелить зайчика, которого продашь на следующее утро за какой-нибудь шиллинг… Она не боится уйти за шесть миль от своего дома и быть арестованной и даже обвиненной в тяжелом преступлении, которого не думала никогда совершать. Пусть же она не ропщет! Если сын ее утонул, то с судьбой не заспоришь! Другим тоже случалось переносить несчастья, и не ее одну постиг подобный случай. Ей живется так сладко, что даже не мешает проглотить каплю горечи.

В сторожку в это время ворвался резкий ветер, и вслед за тем послышалось хлопанье в ладоши.

– Что же это такое? – воскликнул Жильберт Арнольд, вскакивая стремительно и обращая свои зеленовато-желтые и хитрые глаза, в которых замечалось теперь выражение тревоги, на дверь, находившуюся у него за спиной.

На пороге стоял мужчина чрезвычайно высокого роста, закутанный в широкий плащ, и в кашне самых ярких цветов. Шляпа его была надвинута на брови, а его кашне доходило до носа, так что изо всего лица был виден только этот выдающийся нос, похожий на клюв птицы. Жильберт Арнольд дрожал как будто в лихорадке. Он судорожно стиснул руками спинку стула – она переломилась, и он отшвырнул ее далеко от себя, произнеся проклятие.

– Что нужно?… Да и кто вы? – спросил он, озираясь украдкой на лестницу, которая шла вверх, как будто он хотел ускользнуть этим ходом от незваного посетителя.

Незнакомец рассмеялся тем звонким и беззаботным смехом, который уже не раз поражал слух Арнольда. Затем он скинул шляпу, стряхнул с себя снег и запер плотно дверь. Сбросив плащ, он присел спокойно к огню, провел рукой по светлым блестящим волосам и разгладил усы. Браконьер неуклюже, но с оттенком почтительности поклонился ему.

– Майор…  – начал он нерешительным голосом.

– Вы совершенно правы: я Гранвиль Варней. Судя по впечатлению, которое произвело на вас мое появление, вы, мой достойный друг, вероятно, нечасто видите посторонних?