Мюриэл Спарк - Memento mori

Она услышала, как хлопнула наружная дверь, потом дверца машины. Сразу же застучали каблуки миссис Петтигру, сверху вниз, до самого выхода. Чармиан слышала, как она отворила дверь и крикнула: «Годфри, я с вами. Подождите!» Но машина уже тронулась, Годфри уехал. Миссис Петтигру снова хлопнула дверью и вернулась в свою комнату. Еще через несколько минут она протопала по ступенькам и ушла из дому.

Миссис Петтигру оповестила Годфри, что она поедет с ним к поверенному. И когда Годфри снова улизнул, она почти не сомневалась, что с поверенным он ее тоже надует. Она вмиг надела шляпку, накинула пальто и выскочила на улицу – искать такси.

Прежде всего она поехала к развалинам возле Кингс-роуд. Машина Годфри там и оказалась, но самого Годфри нигде поблизости было не видать. Она велела таксисту объехать квартал, надеясь перехватить Годфри, куда бы он там ни шел.

Между тем Годфри шел к Олив – минут семь ходьбы самым его быстрым шагом. Он свернул на Тайт-стрит, сутулясь больше обычного, потому что вдруг зарядил дождь. Хорошо бы у Олив был наготове горячий чай. И хорошо бы у Олив никого сегодня не было, а то ему придется валять дурака, спрашивать адрес ее дедушки. И Олив хорошо бы слушала как следует: она такая хорошая, внимательная слушательница. У нее, может статься, есть уже вести от Эрика. Интересно, какие у нее от Эрика вести. Олив обещала написать и объяснить Эрику, под большим секретом, какие у человека возникают трудности с миссис Петтигру. Она обещала, что Эрик поймет. Эрик, разумеется, очень даже будет рад заново примириться с родителями. Эрик их сильно разочаровал, но вот ему и случай показать себя. Эрик все уладит, и наверняка у Олив есть вести от Эрика.

Он распахнул дверцы подвального приямка. Ужас сколько там было мусора, в этом приямке. Урна набита до отказа: старые туфли, сумочки и ремешки торчали из-под крышки. По ступенькам были рассеяны газеты, жестянки, ржавая кухонная утварь, пустые бутылки всех размеров и надтреснутый светильник. Весенняя уборка, подумал Годфри, Олив выкидывает всю рухлядь. Бестолково и неопрятно. Все жалуется, что денег не хватает: ну, ничего удивительного.

На звонок его никто не ответил. Он подошел к зарешеченному окну гостиной и тут заметил, что окно не занавешено. Он заглянул внутрь и увидел, что комната пустая. Может, дом не тот? Он поднялся по ступенькам, внимательно проверил номер дома. Потом снова спустился и еще раз заглянул в пустую гостиную. Да, Олив определенно уехала. И как только он это понял, так ему тут же захотелось оказаться отсюда подальше. Тут что-то было таинственное, а Годфри совершенно терпеть не мог ничего таинственного. Олив, чего доброго, вляпалась в какой-нибудь скандал. Когда он был у нее на прошлой неделе, она словом не обмолвилась, что переезжает. Торопливо уходя с Тайт-стрит, он все больше и больше опасался какого-нибудь гадкого, внезапного скандала, и хотелось ему только одного – начисто убрать Олив из памяти.

Он пересек Кингс-роуд, купил вечернюю газету и боковой улочкой возвратился к своей машине. Прежде чем он подошел к ней, рядом с ним остановилось такси, а из него вылезла миссис Петтигру.

– Ах, вот вы где, – сказала она.

Он растерянно стоял, а газета свисала из его руки; миссис Петтигру платила за такси, а он был ошарашен собственной виноватостью. Именно и прежде всего виноватым он себя чувствовал перед миссис Петтигру. Никогда в жизни ни одна его мысль, слово или поступок не мучали его такой виной, какую он испытывал теперь, ожидая, пока миссис Петтигру расплатилась и спросила:

– Вы где были?

– Газету покупал, – сказал Годфри.

– Обязательно было надо здесь припарковаться, а потом сходить купить газету?

– Прогуляться хотел, – сказал Годфри. – Поразмяться.

– У вас свидание назначено, опоздаете. Поторопиться надо. Я просила вас меня подождать. Почему уехали без меня?

– Забыл, – сказал Годфри, усаживаясь в машину. – Забыл, что вы хотели ехать со мной. Торопился к поверенному.

Она обошла машину и села рядом с ним.

– Могли бы и дверцу растворить, – сказала она.

Он сначала даже не понял, о чем она говорит, ибо с давних пор под предлогом возраста перестал соблюдать старинные обыкновения вежливости и теперь был грубовато-небрежен, словно бы вполне в своем праве. А за ее словами, лихорадочно управляя машиной, он почувствовал опасную угрозу своему образу жизни.

Она взяла газету и взглянула на первую страницу.