Мюриэл Спарк - Умышленная задержка

— Ну, знаешь ли, самоубийство — смертный грех. Напрасно ее похоронили как христианку.

Весь тот июнь я часто видалась с Эдвиной. И с Уолли тоже. Он хотел провести со мной в Марлоу еще один конец недели, на этот раз повеселее, но по субботам и воскресеньям мне приходилось работать — писать рецензии и новый роман. Я знала, что скоро устроюсь на место с полной рабочей неделей.

Итак, я поговорила с полисменом на кенсингтонском кладбище, и наступила суббота, первое июля. В этот день для меня началась новая жизнь. Пришло письмо из великого и славного издательства «Триада», старой фирмы, специализирующейся на выпуске высококачественной литературы. Письмо было очень простое:

«Уважаемая мисс Тэлбот!

Мы были бы Вам признательны, если б Вы с нами связались и сообщили, в какой из ближайших дней Вы могли бы зайти в издательство.

Искренне Ваша

В свое время Эдвина упоминала про Самервиллов из «Триады» — она была знакома с их двоюродным дедушкой. По ее мнению, я могла бы получить у них работу. Сразу же вспомнилось, что и Солли говорил:

— Ты могла бы устроиться в «Триаду».

Я решила, что кто-то из них порекомендовал меня издательству, и на другой день проверила оба варианта. В то воскресенье мы не стали вывозить Эдвину на прогулку. Кажется, шел дождь. Мы пили чай на Халлам-стрит. К этому времени Эдвина увеличила штат прислуги за счет представительного, крепкого малого, вдовца по фамилии Румпелл; до войны он служил дворецким в шикарном особняке, а в армии сделался старшиной. Он так ловко управлялся с карточками, что Эдвина могла задавать нам роскошные чаепития.

— Нет, с «Триадой» я не говорил, — сказал Солли, переворачивая письмо, словно в нем содержался тайный шифр. Эдвина, похоже, также ничего об этом не знала.

— Может, это по поводу вашей книжки, мисс Флёр, — заметил Румпелл, который стал здесь своим человеком. Более того, если верить Дотти, он «весьма сблизился» с мисс Фишер, и они на пару успешно «доят» Эдвину — это если верить Дотти, но, на мой взгляд, это не имело значения, поскольку с ними за Эдвиной был обеспечен прекрасный уход. Румпелл взял письмо. — Сдается мне, они хотят вашу книгу. Видите, они пишут «признательны». Обратно же, если вы ищете место, то хозяева никогда не бывают «признательны», это вы им признательны. Видите, вот здесь так и написано: «Мы были бы Вам признательны, если б Вы…»

— Господи боже ты мой, — сказал Солли, — я же посылал им «Уоррендера Ловита» четыре или пять недель тому назад. Совсем из головы вылетело.

— Надеюсь, им достанет признательности, — прокрякала Эдвина.

До конца чаепития Солли рассказывал нам о троице из «Триады» — сестре и двух братьях, всегда и во всем действовавших в полном согласии.

— Но особых надежд не питай, — сказал Солли. — Может, речь пойдет всего лишь о месте. Они могли прослышать, что ты ищешь работу, и у них как раз оказалось свободное место.

— Что ж, и это было бы кстати, — сказала я.

Речь пошла не о месте. Речь пошла об «Уоррендере Ловите».

Знаменитая троица сидела в ряд за письменным столом — Леопольд, Цинтия и Клод Самервиллы собственной персоной, арбитры хорошего вкуса и belles-lettres [25] Художественная литература (франц.) . . У них, думаю, была одна душа на троих. Одинаковые скорбные серо-зеленые глаза, очень похожие продолговатые овальные лица. Самый младший, Леопольд, — ему было тридцать с небольшим — имел привычку слегка подпрыгивать на стуле, когда высказывался на волнующую его тему. Цинтия сидела совершенно неподвижно, сложив на столе руки. На ней было серо-зеленое платье — в тон трем парам Самервилловых глаз — с широкими, на средневековый лад, рукавами. У старшего, Клода, начинала пробиваться седина. На долю Клода выпало обсуждать со мной деловую сторону; он делал это голосом, исполненным столь извиняющихся и робких сожалений, что было бы чистейшей жестокостью выяснять или обговаривать с ним условия договора, который, как я с ликованием заметила, лежал перед ним наготове.

Их длинный письменный стол сиял сплошной гладью — никаких пресс-папье, ручек, чернильниц, корзинок «Вх.» и «Исх.». Только мой «Уоррендер Ловит» перед Цинтией, папка с отзывами рецензентов — перед Леопольдом и договор — перед Клодом. Они словно позировали для группового портрета. Все было на месте, не хватало лишь Brandenburg Concerto [26] Бранденбургский Концерт (итал.) . на заднем плане. Но я уверена, что продуманность их поз была только кажущейся. В «Триаде» до известной степени и вправду прибегали к постановочным эффектам, но, наблюдая на протяжении ряда лет, я установила, что в основе их коллективного образа на публику лежала чистейшей воды интуиция, если не гениальность.