Редьярд Киплинг - Месть Дангары

Правитель округа, его жена и Галлио поднялись на холм, где стояла миссия. Новообращенные были выстроены в две шеренги - сияющий белизной отряд, численностью около сорока человек.

- Ого! - сказал правитель, которому благодаря собственническому складу ума уже стало казаться, что все это - дело его рук. - Я вижу, они сделали большой скачок вперед.

И это была сущая правда! Паства преподобного Юстуса вела себя в точности, как он сказал, - сперва они стыдливо переминались с ноги на ногу и подпрыгивали на месте, но вскоре принялись скакать, словно ужаленные оводом лошади, и наконец понеслись вперед, как обезумевшие кенгуру. На горе Пантх Красный Слоновий Бивень испустил резкий, протяжный вой. Ряды новообращенных дрогнули, раскололись, с криками боли и ужаса они бросились врассыпную. Юстус и Лотта застыли, точно пораженные громом.

- Это месть Дангары! - раздался чей-то голос. - Я горю! Я горю! К реке, не то мы умрем!

Толпа повернула, и, корчась всем телом, на бегу срывая одежды и топча их ногами, обращенные кинулись к скалам, нависавшим над Бербалдой. А рев Дангары звучал все громче. Юстус и Лотта подбежали к правителю чуть не плача.

- Ничего понять не можно! - тяжело дыша, сказал Юстус. - Вчера они десять заповедей учили, а сейчас... Что с ними делается? Во имя всего святого! Нала! О стыд!

Одним прыжком на скалу над их головами с воплем взлетела Нала, некогда гордость миссии, девица четырнадцати лет, добрая, послушная и добродетельная, сейчас голая - в чем мать родила - и злая, как дикая кошка.

- Так ради этого, - исступленно закричала она, швырнув в Юстуса юбку, - ради этого я оставила свой народ и Дангару... ради того, чтобы заживо сгореть в твоей скверной геенне. Слепая обезьяна! Жалкий червяк! Сушеная рыба! Ты говорил, что я никогда не сгорю. О Дангара, я уже горю! Пощади меня, бог всего сущего!

Она повернулась и бросилась в воды Бербалды, и в реве Дангары послышалось торжество. Вскоре последняя из обращенных в Тюбингенской миссии, подхваченная быстрым потоком реки, была уже за четверть мили от своих наставников.

- Вчера еще, - заикаясь от волнения, сказал Юстус, - она азбука в школе учить. О, это есть козни дьявола.

Галлио тем временем с любопытством разглядывал юбку девушки, лежавшую у его ног. Он пощупал ткань, засучил рукав рубашки и приложил материю там, где кончался густой загар. На белой коже появился ярко-красный волдырь.

- А, - сказал Галлио спокойно, - так я и думал.

- Что это? - спросил Юстус.

- Я бы назвал это рубашкой Несса... Откуда вы взяли волокно для этой ткани?

- Атхон Дазе, - сказал Юстус, - нам показывал, как это обрабатывать должно.

- Старая лиса! Знаете ли вы, что он дал вам гнилгирийскую крапиву, Girardenia heterophilla, которая жалит почище скорпиона. Нечего удивляться, что они так корчились. Когда делают из этой штуки канаты для подвесных мостов, ее и то вымачивают в воде больше месяца. Хитрая бестия! Понадобилось полчаса, чтобы прожечь их толстые шкуры, и тогда... - Галлио разразился хохотом.

Все это время Лотта рыдала на груди у жены правителя, а Юстус стоял, закрыв лицо руками.

- Girardenia heterophilla, - повторил Галлио. - Почему вы мне не сказали, Кренк? Я мог бы избавить вас от этого испытания. Огненная ткань! Всем, кроме голых бариа, известно это растение. Да, насколько я могу судить об их нравах, они никогда больше к вам не вернутся.

Он посмотрел на реку, где на отмелях все еще с воплями барахтались вероотступники, и смех замер у него на губах - он понял, что Тюбингенской миссии в стране бариа-кол пришел конец.

И хотя Юстус и Лотта еще три месяца печально бродили вокруг опустевшей школы, они не могли залучить к себе даже тех из своей паствы, кто подавал самые большие надежды. Нет! Ведь Дангара наказал их огнем этой скверной геенны - огнем, который пробежал по всем жилам и прожег даже кости. Кто же второй раз осмелится подвергнуть себя гневу Дангары? Пусть маленький человек и его жена уходят в другое место. Бариа-кол не хотят их больше знать. Неофициальное предупреждение Галлио, что если хоть один волос упадет с головы Кренков, он повесит в алтаре храма и самого Атхона Дазе и прочих жрецов Дангары, оградило Юстуса и Лотту от коротких отравленных стрел бариа-кол, но ни рыбы, ни птицы, ни медовых сотов, ни соли, ни поросят к их дверям больше не приносили. А ведь одной духовной пищей сыт не будешь.

- Давай уедем отсюда, моя жена, - сказал Юстус, - нам незачем здесь оставаться. Другой человек наше дело сделать... когда на то воля божья будет! Мы прочь отсюда уедем, и я... как это... ботанике обучаться стану.