- А теперь посмотрите вот на это, - сказала Кейт, протягивая ему больничный журнал, в котором записывались симптомы болезни и ее течение у двух пациентов, поступивших в больницу на прошлой неделе с явными признаками отравления коноплей.
- Этих двоих угостили каким-то лакомством бродячие цыгане, - сказала она. - Пока они спали, у них украли все деньги. Прочтите сами.
Тарвин прочел, кусая губы. Потом выразительно посмотрел на нее.
- Да, - сказал он и подкрепил свой взгляд не менее выразительным кивком, - да... Ситабхаи?
- А кто же еще отважился бы на такое? - переспросила Кейт, вне себя от возмущения.
- Да-да, я знаю, знаю. Но как остановить ее? Как объяснить ей?..
- Надо сказать махарадже! - решительно высказалась Кейт.
Тарвин взял ее за руку.
- Хорошо. Я попробую. Но ведь у нас нет и крупицы доказательств.
- Это неважно. Помните о мальчике. Попробуйте. А я должна вернуться к нему.
Они вместе отправились в дом миссионера и по дороге почти не разговаривали. Гнев Тарвина при мысли о том, что Кейт может быть замешана в это отвратительное дело, чуть было не обратился на саму Кейт; но его бурные чувства сразу утихли при виде махараджи Кунвара. Ребенок лежал на постели в одной из внутренних комнат миссии и был так слаб, что не мог повернуть головы. Когда Кейт и Тарвин вошли, миссис Эстес, дав ребенку лекарство, встала и, сказав пару слов о том, как он себя чувствует, вернулась к своим делам. Малыш был одет в легкое платье из тончайшей кисеи, но у него в йогах лежали его меч и пояс, украшенный драгоценными камнями.
- Салям, сахиб Тарвин, - прошептал он еле слышно. - Мне очень жаль, что я заболел.
Тарвин ласково наклонился над ним.
- Вам не надо разговаривать, малыш.
- Нет, мне уже хорошо, - ответил мальчик. - Мы с вами скоро поедем кататься верхом.
- Вам очень плохо пришлось, малыш?
- Не знаю. Я ничего в этом не понимаю. Я был во дворце и играл с танцовщицами. Потом упал. А потом я уже ничего не помню до тех самых пор, пока не очнулся здесь.
Он залпом проглотил микстуру, которую дала ему Кейт, и устроился поудобнее на подушках; желтой, как воск, ручкой он нащупал рукоятку своего меча и играл с нею. Кейт стояла на коленях сбоку от постели, просунув руку под подушку и поддерживая его голову; Тарвину казалось, что до сих пор он никогда не отдавал должного той красоте, которой дышало ее доброе, честное и исполненное внутренней силы лицо. Изящная, маленькая фигурка Кейт словно приняла более мягкие очертания, всегда твердо сжатые губы дрожали, в глазах сиял незнакомый Тарвину свет.
- Зайдите с другой стороны, вот сюда, - сказал мальчик, делая Тарвину знак рукой (по местному обычаю, он несколько раз быстро сжал в кулачок и разжал пальчики, подзывая своего друга). Тарвин послушно опустился на колени по другую сторону кушетки. - Вот, теперь я король, а вы мои придворные.
Кейт радостно и звонко рассмеялась в восторге от того, что к мальчику возвращаются силы. Тарвин просунул руку под подушку, нашел там руку Кейт и крепко сжал ее.
Портьеры, закрывавшие дверной проем, раздвинулись, и миссис Эстес бесшумно вошла в комнату, но того, что она увидела, оказалось достаточно, чтобы так же неслышно выйти оттуда. Она о многом успела передумать с тех пор, как познакомилась с Тарвином.
Глаза мальчика подернулись поволокой, веки отяжелели, и Кейт сделала попытку вынуть руку из-под подушки, чтобы дать ему еще глоток лекарства.
- Нет, останьтесь, - повелел махараджа, а потом перешел на местное наречие и пробормотал невнятно: - Те, кто верно служат королю, получат от него заслуженную награду. Я дам им три деревни, нет, пять деревень, свободных от налогов, - Суджайн, Амет и Гунгру. И пусть это будет им свадебным подарком от меня, когда они поженятся - так и запишите. А они поженятся и всегда будут рядом со мной - мисс Кейт и сахиб Тарвин.
Тарвин не понял, почему при этих словах Кейт быстро отдернула руку. Он знал местное наречие намного хуже, чем Кейт.
- Он опять начинает бредить, - прошептала она еле слышно. - Бедный, бедный малыш!
Тарвин заскрежетал зубами и, почти не раскрывая рта, послал проклятие Ситабхаи. Кейт пыталась вытереть пот со лба мальчугана и удержать его мечущуюся из стороны в сторону головку. Тарвин держал обе ручки малыша: тот крепко цеплялся ими за пальцы Тарвина и изо всех сил сжимал их во время мучительных судорог, вызванных ядом конопли.
Еще несколько минут он корчился от боли и метался, призывал на помощь богов, делал отчаянные попытки дотянуться до меча и приказывал своим воображаемым солдатам повесить на перекладине дворцовых ворот этих белых собак и поджарить их там.
Читать дальше