Иерухам Кохен - Всегда в строю (Записки израильского офицера)

Вернувшись в Бейрут, я сам посадил себя под домашний арест. Я разрешал себе выходить на улицу лишь по связанным с судом Акивы делам. За всеми остальными делами я следил через своих помощников из местных жителей. Они обратили внимание на слежку за ними членов тайной полиции, когда они шли ко мне. Мы решили дать возможность делу "поостыть", и я перебрался жить к друзьям.

За несколько дней до суда над Акивой я лично встретился со всеми, кто так или иначе соприкасался с процессом. Я фактически устроил генеральную репетицию со всеми участниками великого представления, которое должно было состояться в здании суда.

Слушание дела Акивы началось в августе 1946 года и, как ранее было согласовано, его приговорили всего к шести месяцам заключения. Все мы встретили это с удовлетворением. Нас обрадовало, что пресса, в результате предпринятых нами усилий, держалась умеренно, в духе вынесенного приговора. Мы верили, что, отбыв заключение, Акива вернется в Эрец-Исраэль.

Но судьба была против нас. Сирийские власти стали требовать от Ливана выдачи Акивы, поскольку он был осужден как сирийский гражданин. Я вынужден был еще до этого вернуться в Эрец-Исраэль, так как возрастали опасения, что меня постигнет участь моего товарища. В Ливане не осталось ни одного человека кто мог бы добиваться предотвращения выдачи Акивы Сирии, его выдали. Акива был переведен в Дамаск. Там и была установлена его подлинная личность. Усилия защиты не помогли, и Акива был приговорен к трем годам заключения. Он сидел в сирийской тюрьме, когда началась Война за Независимость и было создано Государство Израиль. Положение Акивы в сирийской тюрьме стало еще тяжелее, но за присущее ему мужество его уважали некоторые заключенные и были готовы защищать его от новых нападок. Мы понимали, что любой наш неосмотрительный шаг может навлечь на него несчастье. До нас дошли сведения, что сирийцы не намерены освободить его по истечении срока наказания. В конце 1949 года, когда я в составе израильской делегации был на переговорах по прекращению огня с Египтом, я обратился к своему другу, наблюдателю ООН, с просьбой выяснить каково положение Акивы. Иосеф Фогель из Эйн-Гевы, возглавлявший израильскую делегацию на переговорах о прекращении огня с Сирией, неустанно добивался освобождения Акивы. Весной 1950 года, после пяти с половиной лет тюрьмы, он был возвращен в Израиль благодаря помощи представителей ООН в Дамаске.

Я покидал Сирию и Ливан, уверенный в том, что дела, связанные с Хаганой, находятся в надежных руках местной еврейской молодежи. Для пущей осторожности я отправился домой в машине депутата парламента, что открывало мне путь через все пограничные заставы при свете дня. На одном из поворотов дороги я вышел из машины и через час ходьбы по горному склону добрался до Кфар-Гилади.

Моя вторая миссия в Сирии и Ливане завершалась. Вторая, но не последняя.

Глава пятая

ОФИЦЕР ШТАБА РАЗВЕДКИ

После "черной субботы" (29 июня 1946 года), когда английские мандатные власти усилили борьбу против движения еврейского Сопротивления, в Бейрут перестали поступать известия из Эрец-Исраэль. Сведения о мрачных событиях "черной субботы" - об арестах руководителей ишува и Хаганы, о повсеместных обысках в киббуцах в целях обнаружения оружия, о многочисленных арестах среди молодежи в лагерях Рафиаха - я почерпнул из арабской печати. На все лады под броскими заголовками сообщалось о сокрушительном ударе, нанесенном ишуву английской армией. Авторы статей со своим необузданным воображением сообщали о многочисленных убитых подпольщиках, о полном разрушении ишува и о конфискации больших партий оружия.

Меня охватила тревога. Каждое место, упомянутое в газетах, было мне знакомо как база Палмаха. Хотя я знал неуемную фантазию арабских газетчиков, сомнения разъедали мне душу и лишали меня покоя, так как одни и те же названия повторялись изо дня в день. Я покинул Бейрут и приехал в Тель-Авив. Но мне не удалось найти ни одного из моих командиров. Я отправился в кафе "Атара" и "Косит" в надежде, что как обычно встречу там кого-нибудь, однако состав их посетителей совершенно изменился. Позднее мне рассказали, что оба кафе были в числе тех, куда Хагана запретила заходить своим членам из соображений предосторожности. На следующий день я решил пойти в кафе "Маор", находившееся тогда на улице Алленби вблизи исполкома Гистадрута. В кафе я занял наблюдательную позицию против входа. Я разглядывал входящих и выходящих, но не заметил ни одного знакомого лица. Вдруг мое внимание привлек один из посетителей - человек с бородой, в белой рубашке с длинными рукавами и в полотняных брюках. Он бросал в мою сторону испытующие взгляды. Я решил поторопиться убраться, однако маленькие улыбающиеся глазки этого человека казались мне очень знакомыми и все же я не узнавал его. Вдруг в моем мозгу вспыхнуло: да ведь это начальник генерального штаба Хаганы Ицхак Садэ! Я не двинулся с места. Чуть позже в кафе появился молодой человек со светлыми коротко постриженными волосами, в очках, при галстуке и со шляпой в руках. Типичный городской юноша, ничем не напоминающий киббуцника, которого я так хорошо знал - Игала Аллона, командира Палмаха. Мы скрыли нашу радость, и встреча проходила почти в атмосфере равнодушия. Я понял, что штаб Палмаха был переведен из киббуца Мизра в Изреельской долине в коммерческий центр Тель-Авива.