Джозеф Конрад - Теневая черта

- Как держать, сэр?

- Пока прямо на ветер. Я сейчас прикажу, чтобы зажгли свет.

Но, сделав несколько шагов, я встретил Рэнсома, несущего запасную нактоузную лампу. Этот человек замечал все, заботился обо всем, каждым своим движением подбадривал окружающих. Проходя мимо меня, он успокоительным тоном заметил, что показываются звезды. Так оно и было. Ветер омывал закопченное небо, пробивался сквозь вялое молчание моря.

Ограда ужасной- неподвижности, окружавшая нас столько дней, словно мы были прокляты, была сломана.

Я чувствовал это. Я опустился на комингс светового люка. Легкая белая полоска пены, тонкая, очень тонкая, появилась у борта. Первая с незапамятных - с незапамятных! - времен. Я мог бы ликовать, если бы не чувство вины, втайне не покидавшее меня ни на минуту.

Рэнсом остановился передо мной.

- Что с мистером Бернсом? - тревожно спросил я. - Все еще без сознания?

- Да, сэр... странно. - Рэнсом был, очевидно, в недоумении. - Он не сказал ни слова, и глаза у него закрыты. Но, по-моему, это больше похоже на крепкий сон.

Я принял такую точку зрения, как наименее неприятную или по крайней мере наименее хлопотную. В обмороке или в глубоком сне, мистера Бернса приходилось пока предоставить самому себе. Рэнсом вдруг сказал:

- Я думаю, вам нужно пальто, сэр.

- Я тоже так думаю, - вздохнул я.

Но я не пошевельнулся. Что мне было нужно, так это новые руки и ноги. Мои были совершенно бесполезны, окончательно изношены. Они даже не болели. Но я всетаки встал, чтобы надеть пальто, когда Рэнсом принес его мне. А когда он предложил "взять Гэмбрила на бак", я сказал:

- Отлично. Я помогу вам спустить его на главную палубу.

Оказалось, что я в состоянии помочь. Мы вдвоем приподняли Гэмбрила. Он пытался держаться мужественно, но все время жалобно спрашивал:

- Вы не уроните меня, когда дойдем до трапа? Вы не уроните меня, когда дойдем до трапа?

Ветер крепчал и дул ровно, ровно, все в попутную сторону. На рассвете, без конца перекладывая руль, мы добились того, что фока-реи сами встали прямо (вода оставалась все такой же гладкой), а затем мы стали крепить. Из четырех человек, бывших со мной ночью, я видел теперь только двоих. Я не спрашивал об остальных. Они свалились. Я надеялся, что только на время.

Наша работа на баке заняла несколько часов: двое матросов, бывших со мной, двигались так медленно и должны были так часто отдыхать. Один из них заметил, что "каждая проклятая вещь на судне весит в сто раз больше, чем ей полагается". Это была единственная жалоба, произнесенная вслух. Не знаю, что бы мы делали без Рэнсома. Он работал с нами, тоже молча, с застывшей на губах легкой улыбкой. Время от времени я бормотал ему: "Держитесь, Рэнсом!", "Полегче, Рэнсом!" - и получал в ответ быстрый взгляд.

Когда мы сделали все, что могли, он исчез в свой камбуз. Немного погодя, обходя судно, я заметил его в открытую дверь. Он сидел на ящике перед печью, прислонившись головой к переборке. Глаза его были закрыты, ловкие руки придерживали расстегнутую тонкую бумажную рубашку, трагически обнажавшую могучую грудь, тяжело вздымавшуюся в мучительных вздохах.

Он не слышал моих шагов.

Я тихонько отошел и отправился прямо на ют сменить Френчи, который казался теперь совсем больным.

Он доложил мне курс по всем правилам и попытался отойти бодрым шагом, но два раза сильно пошатнулся прежде, чем скрыться из виду.

И тогда я остался на юте в полном одиночестве, правя своим судном, которое неслось по ветру, весело подпрыгивая и даже слегка кренясь. Вскоре предо мной появился Рэнсом с подносом. При виде еды я вдруг почувствовал сильный голод. Он встал за штурвал, а я сел на банкетку, чтобы съесть свой завтрак.

- Этот ветер, видно, прикончил наших ребят, - пробормотал он. - Он уложил их всех - всех до одного.

- Да, - сказал я. - Кажется, вы и я единственные годные на что-нибудь люди на борту.

- Френчи говорит, что еще попрыгает. Не знаю.

Вряд ли его хватит надолго, - продолжал Рэнсом со своей грустной улыбкой. - Славный человечек. Но что, если ветер повернет, когда мы подойдем к берегу, - что нам тогда делать, сэр?

- Если ветер резко повернет, когда мы будем у самой земли, судно или будет выброшено на берег, или потеряет мачты, или случится то и другое. Мы ничего не можем поделать с ним. Оно теперь летит с нами. Все, что мы можем сделать, это править. Это судно без экипажа.

- Да. Всех уложило, - спокойно повторил Рэнсом. - Я время от времени заглядываю к ним, но мало что могу для них сделать.