Пьер Корнель: Цинна

Цинна

Посмотрим.

Эмилия

Но тебя теряю я, увы!

Нам боги в замыслах перечат беспримерно,

Среди друзей твоих доносчик был, наверно.

Сомнений больше нет. Да, Август все открыл.

Как? Вместе? И когда совет ваш все решил!

Цинна

Не скрою, Цезаря приказ меня смущает.

Но он меня к себе нередко призывает.

Максим же Цезарю, как я, ближайший друг,

И вовсе, может быть, напрасен наш испуг.

Эмилия

Себя ты обмануть пытаешься напрасно.

Не мучь меня - и так безмерно я несчастна.

И, если за меня ты уж не в силах мстить,

Умей хоть жизнь свою, о Цинна, сохранить

И, к Цезарю идя, страшись его угрозы.

Довольно над отцом я проливала слезы.

Нет, новою меня не отягчай тоской,

Чтоб не пришлось теперь мне плакать над тобой!

Цинна

Как! Только потому, что робость одолела,

Забыть и твой завет, и общее нам дело!

Ведь я себя бы стал за низость упрекать!

Покинуть все, когда приходит час дерзать!

Что сделают друзья, узнав, что все забыто?

Эмилия

Что станется с тобой, коль все уже раскрыто?

Цинна

Чтобы предать меня, душ низких много есть,

Но изменить себе мне не позволит честь.

Я и над пропастью не подчинюсь боязни,

И дух мой будет тверд как в пытках, так и в казни.

А Цезарь, с завистью узрев мой смелый вид,

В час гибели моей от страха задрожит.

Медлительность моя внушит лишь подозренье.

Прощай же! Поддержать мое должна ты рвенье,

И, коль удар судьбы узнает грудь моя,

Счастливым я умру, умру несчастным я;

Счастливым потому, что верен был я чести,

Несчастным потому, что не свершил я мести.

Эмилия

Иди и голоса не слушай моего,

Тверда я, не боюсь уж больше ничего.

Прости любви моей порывам недостойным.

Не мог бы, все забыв, и сам ты быть спокойным.

Коль заговор раскрыт, то Август все пути

Переградит тебе, чтоб ты не мог уйти.

Яви же перед ним отважное презренье,

Достойное любви и твоего рожденья.

Умри, коль смерть придет, как Рима гражданин

И в смерти поднимись до мужества вершин!

Но знай, что пред своей я не смирюсь судьбою

И, коль погибнешь ты, уйду вслед за тобою.

Один и тот же рок судил нам смертный час.

Цинна

Нет, даже смерть сама не разлучила б нас!

Позволь же думать мне, что подвиг этой чести

И друг твой и отец тогда увидят вместе.

Не бойся, ведь никто не знает из друзей

Ни замыслов твоих, ни чувств души моей.

О бедах Рима я им говорил немало,

Но мщенья замысел душа моя скрывала

Из страха, чтобы страсть, живущая в крови,

Не выдала им тайн столь пламенной любви.

Эвандру лишь о ней и Фульвии известно.

Эмилия

Я к Ливии пошла б и ей призналась честно.

Она могла б легко, чтобы тебя спасти,

Своим влиянием на помощь мне прийти.

Но если в этом мне и дружба не поможет,

Не думай, что мой век спокойно будет дожит.

Примером станет мне великий подвиг твой

Я иль спасу тебя, иль смерть приму с тобой!

Цинна

Заботься обо мне, себя не забывая.

Эмилия

Не забывай и ты, друг, что люблю тебя я!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Август, Цинна, Максим, придворные

Август

Пусть все покинут нас. Одни поговорим.

Останься, Цинна, ты, а также ты, Максим.

(Все удаляются, за исключением Цинны и Максима.)

Власть повелителя над морем и землею,

Власть обладателя державой мировою,

Величье без границ и мой великий сан,

Который мне трудом, пролитой кровью дан,

Все то, что связано с высоким положеньем,

С докучным для меня придворных восхищеньем,

Вот благо, издали пленяющее нас

И тяжкое, едва пришел свершений час.

Приятное душе, чего мы так хотели,

Уж нас не радует, коль мы достигнем цели.

И так как разум наш - таков его закон

Всегда к чему-нибудь стремиться обречен,

Уж к самому себе желанья обращает:

Едва свершив подъем, спуститься он желает.

Стремился к власти я и вот владыкой стал,

Но, думая о ней, я все ж ее не знал.

Нашел я в ней, свершив заветные желанья,

Заботы без конца и вечные терзанья,

Сокрытую вражду и смерть на всех путях,

Отравленный покой и бесконечный страх.

Знал Сулла до меня величье этой власти,

И Цезарь, мой отец, считал ее за счастье.

Но разною они ценили власть ценой:

То, что отверг один, то крепко взял другой.

Злодей окончил жизнь во всем судьбой хранимым,

Как добрый гражданин, превознесенный Римом,

А Цезарь доблестный в сенате ясным днем

В кругу своих друзей пал, поражен клинком.