— Миссис Гейлер, — сказал он, — я думаю, что мне и Анне нужно повидать мистера Карпински и сказать, как мы сожалеем.
— Нет! – запретила мать Анны резко и быстро, слишком резко и слишком быстро. В ее голосе звучала паника. – Я хочу сказать, — замахала она руками, пытаясь сгладить произведенное впечатление, — обо всем позаботились. Ваши отцы были у него и разговаривали с ним. Они извинились и рассказали ему о работе и… — она замолчала. Даже она поняла, что на самом деле говорила.
На самом деле она говорила, что не может смириться с тем, что Генри и Анна выросли, с тем, что они близко видели беду. Она говорила о том, что сама она так и не выросла и никогда не видела близко горя. Она говорила о том, что самое прекрасное, что можно купить за деньги, это долгое детство.
Мать Анны отвернулась. Она показала, что Генри и Анна могут идти к Карпински и к его горю, если считают нужным.
Генри и Анна ушли.
Стенли Карпински был в своей комнате. Он сидел на большом столе с львиными ножками. Он равнодушно смотрел в окно и кусал кончики больших пальцев. На столе перед ним грудой лежали вещи, уцелевшие после того, как он их выкинул. Карпински спас все, что мог, в основном книги в треснувших переплетах.
Карпински слушал, как по лестнице поднимаются два человека. Его дверь была открыта, звонить было не надо. Генри и Анна появились в дверях.
— Прекрасно, — сказал Карпински. – Король и Королева Вселенной. Вы меня сильно удивили. Входите.
— Мы, мы хотели сказать, что нам очень жаль, — сухо поклонился Генри.
— Спасибо большое, — Карпински поклонился в ответ.
— Очень жаль, — сказала Анна.
— Спасибо, — ответил Карпински.
Повисла гнетущая тишина. Генри и Анна не приготовили никаких речей, кроме того, что уже сказали, и не ждали больших результатов от своего визита.
Карпински не был способен сказать что-то еще. Из всех участников его трагедии Генри и Анна были самыми невинными и чистыми.
— Ладно, — сказал Карпински, — может, кофе?
— Идет, — ответил Генри.
Карпински подошел к газовой горелке, зажег ее и поставил воду.
— Теперь у меня есть хорошая работа, — сказал он. – Наверное, вы слышали.
Он был осчастливлен этой запоздалой удачей не больше, чем Генри и Анна.
Они не ответили.
Карпински посмотрел на них, пытаясь понять, чего они от него ждут. С большим трудом, поднявшись над собственными проблемами, он уловил это. Они столкнулись с жизнью и смертью, это перевернуло их, и теперь они хотели понять, что все это значит.
В голове у Карпински были сплошные глупости, и вдруг он удивился, найдя нечто на самом деле важное.
— Знаете, — сказал он, — если мы вчера ночью обманули ее, то моя жизнь подошла к логическому концу, все долги уплачены. Я бы остался на улице или, может быть, покончил жизнь самоубийством, — он пожал плечами и слабо улыбнулся. – А сейчас, чтобы разделить с ней радость, я должен поверить в Небеса. Я должен поверить, что она может смотреть сверху и видеть меня, для нее это большая удача — видеть мой успех.
Для Генри и Анны этого было более чем достаточно, для Карпински тоже.
Три дня спустя Генри сказал Анне, что любит ее. Анна тоже сказала, что любит его. Они и раньше говорили это друг другу, но в первый раз это что-то значило. В конце концов, они увидели кусочек жизни.