Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем - проза поэта

— А дальше что? — [чуть не закричал я] схватил я Таню за плечо. Её лицо всё было в мелких рябинках капель. Блестели под дождём скамейки. С них капало. Жёлтые осенние листья мокли на скамейках, как утята.

— Дальше он не хотел со мной встречаться, а когда встретился, то старался только оскорбить. Я ему надоела. Ходил с какими-то девчонками… Моя подружка призналась, что он с ней. [Они все там с ума сходили.]

[ — Постой, — затаив дыхание, я дёрнул её за рукав, — он стихов не писал?]

— Нет, не писал… Хотя… не знаю точно. [Я совсем в этом не уверена.] А когда вчера уезжал…

[ — Когда именно?

— С неделю назад.] бросил меня посередине улицы. Я пришла на вокзал, но он не глянул в мою сторону и так уехал.

Она зарыдала… Я успокаивал её, [но у самого всё внутри ходило ходуном]. Она вся дрожала, уткнувшись мне в плечо.

А где Валя Медусенко? Я совсем забыл её.»

«В девятом классе я влюбился в девчонку…» — По воспоминаниям студентки Юрия Кузнецова в Литературном институте Оксаны Шевченко, «как-то на поэтическом семинаре зашёл разговор о первой любви. Юрий Поликарпович ненадолго задумался, а потом сказал: „Впервые я влюбился в школе. Однако в юности я был скромен и застенчив, а она выбрала хулигана. Я долго не мог её забыть. Однажды, уже после армии, я сидел в городском сквере на лавочке, пил пиво, а она прошла мимо. Не остановилась, не поздоровалась, не кивнула, а мы ведь не виделись с ней бог знает сколько! Только презрительно улыбнулась. Этой усмешки я до сих пор не могу понять и простить. Лучше бы она совсем не посмотрела в мою сторону“.

Речь очевидно идёт о Вале Медусенко.

Фрагмент публикуется впервые по недатированной черновой рукописи на тетради, где располагаются дневники Ю. Кузнецова 1961 г.

Наброски к незаконченному рассказу об «обманутой любви» публикуются впервые по черновой рукописи, датированной 2 июня 1965 г.

Название «Незнакомка» — условное; в оригинале — без заглавия.

Публикуется впервые по недатированной черновой рукописи на отдельном листке.

Дата условная — по первому году очного обучения поэта в Литературном институте, о котором упоминается в рассказе.

В разделе собраны дневниковые записи, которые Ю. Кузнецов вёл в Краснодаре (1961 год), поступив в пединститут, и в армии — в Забайкалье и на Кубе.

Публикуется впервые по тетради с рукописями из домашнего архива Ю. Кузнецова. На момент написания дневника поэту было 20 лет, он жил в общежитии в Краснодаре и учился в Краснодарском пединституте на филологическом факультете.

Публикуется впервые по той же тетради, в который Ю. Кузнецов вёл дневник 1961 года. Армейские записи велись более хаотично, непоследовательно — с другого конца тетради — и перемежались черновыми набросками стихов 1961–1963 гг.

Публикуется по рукописям, сохранившимся в домашнем архиве поэта.

Первая публикация: Кубинский дневник Юрия Кузнецова / Публикацию подготовил Евгений Богачков // Литературная Россия. — М., 2009. — 25. — 26 июня.

Тогда в качестве введения к дневнику было использовано выступление Ю. Кузнецова в документальном фильме «Поэт и война» (см. в настоящем томе статью «О Кубе», 1990), ныне в этом качестве мы используем впервые публикуемое письмо Ю. Кузнецова с Кубы своему другу. Рукопись письма, найденная в домашнем архиве поэта, так и называется «Копия кубинского письма» и завершается фразой: «далее листа нет».

Дневники относятся к последним трём месяцам службы Юрия Кузнецова на Кубе (май, июнь, июль) — конец второго года пребывания на острове Свободы. Автору записей 23 года. 3 года ещё до начала периода поэтической зрелости (1967 года), до окончательного перехода в поэзии к «символу и мифу». В образности ещё ощущается влияние метафоризма (например: «чайка — это белая чёрточка тонкой усмешки» на «широком лице» океана). Но многое высказанное ещё тогда, в этих дневниках, «на переломе» молодости, очень близко к ключевым, важнейшим уже для зрелого Кузнецова мыслям. Например, программное утверждение Кузнецова о необходимости для поэта «за поверхностным слоем быта узреть само бытие» вполне соотносимо с образом моря из дневника («У каждого человека должно быть чувство моря <���…> Ему свойственна широкость, поэтому оно не даёт человеку погрязать в мелочах»), а запись «Я верю в любовь, а не в сны. Но только во сне, а не в жизни я встречал своих женщин» из дневника соответствуют признанию о слове «любовь» из позднейшего эссе «Воззрение» (2003): «В этом слове пролегла святая даль между женщинами моих влюблений и женщиной моей мечты, которую я не встретил никогда». Многие образы и мысли, высказанные в дневниках, превратились в стихотворения («Пилотка», «Карандаши», «Я сплю на жестоком одре из досок…» и др.). Кое-что из тогдашних кубинских ощущений Кузнецов переосмыслил, додумал позднее, что видно по статье <���О Кубе> (1990) и, особенно, по приведённому ниже фрагменту из уже упомянутого «Воззрения»: