Томас Манн - Тристан

Доктор Леандер придумал это для развлечения своих пациентов.

Конечно, "тяжелые" должны были остаться дома. Бедняги "тяжелые"!

Выразительно поглядывая друг на друга, все остальные сговорились скрыть от них эту затею: ведь так приятно иногда проявить сострадание и показать свою чуткость. Но дома остался и кое-кто из тех, что отлично могли бы участвовать в увеселительной поездке. Что касается фрейлейн фон Остерло, то на нее никто не был в претензии. Люди, обремененные столь многочисленными обязанностями, не могут позволить себе такой роскоши, как катанье на санках. Хозяйство настоятельно требовало ее присутствия; одним словом, она осталась в "Эйнфриде". Но что супруга господина Клетериапа тоже изъявила желание остаться дома, это уж совсем никуда не годилось. Напрасно твердил ей доктор Леандер, что свежий воздух будет для нее благотворен, она уверяла, что у нее нет настроения кататься, что она страдает мигренью, что чувствует себя плохо, и в конце концов пришлось ей уступить. Упомянутому уже ранее остряку и цинику это дало повод заметить: "Вот посмотрите, теперь гнилой сосунок тоже не поедет".

И он оказался прав: господин Шпинель заявил, что хочет сегодня поработать: он очень любил обозначать свою сомнительную деятельность словом "работать". Впрочем, его отказ от поездки ровно никому не причинил огорчения, и так же легко все примирились с решением советницы Шпатц: она предпочла остаться в обществе своей подруги, так как от всякой езды ее укачивало.

Сразу же после обеда, который сегодня состоялся уже в двенадцать часов, к "Эйнфриду" подали сани, и группы пациентов, оживленных, тепло укутанных, взволнованных и любопытных, направились к ним через сад.

Супруга господина Клетериана и советница Шпатц стояли у застекленной двери, выходившей на террасу, а господин Шпинель - у окна своей комнаты, и смотрели на отъезжающих. Им было видно, как среди шуток и смеха разыгрывались маленькие сражения за лучшие места, как фрейлейн фон Остерло, с боа на шее, бегала от одной упряжки к другой и совала под сиденья корзины с провизией, как доктор Леандер, в надвинутой на лоб меховой шапке, еще раз окинул взглядом, сверкнув очками, всю процессию, а затем уже уселся сам и подал знак кучеру... Лошади тронули, кто-то из дам завизжал и повалился на сдинку саней, зазвенели бубенчики, защелкали кнуты с короткими кнутовищами, длинные их бечевки поползли по снегу за полозьями, а фрейлейн фон Остерло все еще стояла у решетчатой калитки и махала носовым платком до тех пор, пока сани не скрылись за поворотом шоссе и не улегся веселый шум. Когда она пошла через сад обратно, чтобы немедля приступить к своим обязанностям, обе дамы отошли ют застекленной двери, и почти одновременно с ними покинул свой наблюдательный пост господин Шпинель.

В "Эйнфриде" наступила тишина. Экскурсантов нечего было и ждать раньше вечера. "Тяжелые" лежали по своим комнатам и мучились. Супруга господина Клетериана и ее старшая приятельница немного погуляли, а потом каждая ушла к себе. Господин Шпинель также находился у себя и "работал". Около четырех часон дамам принесли ир пол-литра молока, а господин Шпинель получил свой обычный жидкий чай. Вскоре после этого супруга господина Клетериана постучала в стену, отделявшую со комнату от комнаты советницы Шпатц, и сказала:

- Но спуститься ли нам и гостиную, госпожа советница? Здесь мне делать уже решительно нечего.

- Сию минуту, дорогая, - отвечала советница. - Я только обуюсь, с вашего позволенья. Я, знаете ли, прилегла на минутку.

Как и следовало ожидать, гостиная была пуста. Дамы уселись у камина.

Советница Шпатц занялась вышиванием цветов на холсте, супруга господина Клотериана тоже сделала несколько стежков, но затем уронила рукоделье на колени и, облокотившись на ручку кресла, мечтательно уставилась в пустоту. Наконец она сделала какоо-то замечание, которое даже но стоило того, чтобы ради него раскрывали рот; но так как советница Шпатц переспросила: "Что вы сказали?" - то ей, к стыду своему, -пришлось повторить всю фразу. Советница Шпатц еще раз спросила: "Что?"

Но тут из передней послышались шаги, и в гостиную вошел господин Шпинель.

- Я но помешаю? - спросил он мягким голосом, еще не переступив порога; как-то плавно и нерешительно подавшись туловищем вперед, он глядел только на супругу господина Клетериана.

- Да ист, отчего же? - отвечала молодая женщина. - Во-первых, назначение этой комнаты быть открытым портом, а потом - чем вы можете нам помешать? Я уверена, что уже наскучила советнице...