Габриэль Маркес - Известие о похищении

- Сожалею, - раздраженно ответил Эрнандо Сантос, - но я не буду в этом участвовать.

- Тем более я, - добавил Турбай.

Лопес Мичельсен тоже решительно отказался. Тогда адвокат попросил о встрече с президентом, чтобы получить устные гарантии для Эскобара.

- Этот вопрос здесь не обсуждается, - прервал разговор Лопес.

Еще до того, как Почетные граждане собрались, чтобы отредактировать свое заявление, Пабло Эскобару стали детально известны все их намерения. Только этим можно объяснить появление граничных условий соглашения, которые Эскобар сформулировал в экстренном письме Гидо Парре. "Любым способом добейся, чтобы Почетные граждане пригласили тебя для обмена мнениями", настаивал он и, чтобы не упустить инициативу, перечислял уже принятые Подлежащими Экстрадиции решения.

Письменное заявление Почетных граждан было готово спустя двадцать четыре часа и в отличие от первого варианта включало одно важное дополнение: "В своих посреднических усилиях мы не хотим ограничиваться соглашением по конкретной проблеме, а стремимся договориться о всеобъемлющем мире для колумбийцев". Поправка вселяла новые надежды. Президенту Гавирии заявление понравилось, но, чтобы подчеркнуть официальную позицию и не допускать кривотолков, он приказал министру юстиции выступить с разъяснением, что единственным выходом для террористов остается правительственный указ о подчинении правосудию.

Эскобара заявление просто разозлило. Прочитав текст в газетах за 11 октября, он тут же послал Гидо Парре яростный ответ, приказав распространить его в салонах Боготы. "Письмо Почетных граждан выглядит почти цинично, - писал Эскобар. - Мы должны срочно отпустить заложников, потому что правительство медлит с решением наших вопросов. Неужели они в самом деле думают, что мы снова позволим обмануть себя?" Далее говорилось, что позиция Подлежащих Экстрадиции остается прежней. "У нас нет оснований менять ее, ибо мы так и не получили положительного ответа на вопросы, сформулированные в первом послании. Это деловые переговоры, а не игра, затеянная, чтобы выяснить, кто умный, а кто дурак".

К тому времени планы Почетных граждан безнадежно отставали от требований Эскобара. Теперь он добивался, чтобы правительство указало ему надежное место, пригодное для строительства лагеря-тюрьмы, вроде того, где содержали членов М-19, пока рассматривали их дела. Еще неделю назад Эскобар направил Гидо Парре письмо с подробным описанием устраивающего его варианта. Он считал, что идеальным местом для лагеря могла бы стать его собственная усадьба в двенадцати километрах от Медельина, оформленная на подставное лицо; муниципалитет Энвигадо мог бы взять ее в аренду и переоборудовать под тюрьму. "Это, конечно, потребует расходов, часть которых Подлежащие Экстрадиции готовы взять на себя", - писал Эскобар. Письмо заканчивалось с циничной откровенностью: "Все это я объясняю тебе, чтобы ты встретился с алькальдом Энвигадо; скажешь ему, что действуешь от моего имени, и объяснишь, что от него требуется. Пусть он напишет открытое письмо министру юстиции, в котором выразит мнение, что Подлежащие Экстрадиции не воспользуются указом 2047, опасаясь за свою безопасность; поэтому муниципалитет Энвигадо, внося свой вклад в дело мира в Колумбии, берет на себя обустройство специальной тюрьмы, пригодной для безопасного содержания преступников, пожелавших сдаться властям. Почетным гражданам скажи прямо и без обиняков: пусть уговорят президента одобрить предложенный проект лагеря". Текст открытого письма должен был заставить министра юстиции дать публичный ответ. "Понимаю, это будет, как взрыв бомбы, - писал Эскобар с явным бахвальством. - Но так мы добьемся своего".

Однако министр отверг предложение в том виде, в каком оно было сделано, и Эскобару пришлось сменить тон: в следующем письме он впервые предложил больше, чем требовал сам. За специальную тюрьму он обещал уладить конфликты между различными картелями, бандами и шайками и обеспечить явку с повинной более сотни раскаявшихся наркодельцов - все это открывало кратчайший путь к миру. "Мы не просим ни о помиловании, ни о переговорах, ни о чем-то таком, чего правительство не может нам дать", - писал он. Речь шла просто о добровольной сдаче, "пока все в этой стране призывают к диалогу и жаждут получить политический статус". Эскобар соглашался поступиться даже самым дорогим: "Меня не пугает экстрадиция, я знаю: попадись я живым, меня убьют так же, как убили других".