Габриэль Маркес - Известие о похищении

Основная трудность переговоров с Эскобаром заключалась в том, что по мере развития событий он постоянно менял условия соглашения, затягивал обсуждение вопроса о заложниках, стремясь получить какие-то дополнительные выгоды, выжидая решения Конституционной Ассамблеи об экстрадиции и, возможно, о помиловании. Вычитать намерения Эскобара из хитро составленных посланий родственникам похищенных было невозможно. Зато о них прямо говорилось в полученных Гидо Паррой секретных инструкциях о стратегии и долгосрочной перспективе переговоров. "Будет лучше, если ты расскажешь Сантосу сразу обо всем, что нас интересует, чтобы больше не было никакой путаницы, - говорится в одном из его писем. - Должно быть записано и узаконено, что мы не подлежим экстрадиции ни при каких условиях, ни за какие преступления и ни в какую страну". Кроме того, Эскобар требовал уточнить пункт о признании вины в случае явки с повинной и заранее предоставить сведения о режиме охраны специальной тюрьмы и гарантиях безопасности для родственников и соратников.

Добрые отношения между Эрнандо Сантосом и экс-президентом Турбаем, которые раньше основывались на политике, превратились в искреннюю личную дружбу. Они могли часами сидеть друг против друга в полном молчании. Дня не проходило, чтобы два отца не обменивались по телефону личными впечатлениями, тайными предположениями и просто новостями. Для обсуждения конфиденциальных вопросов они даже выработали настоящий цифровой код.

Все это давалось нелегко. На Эрнандо Сантоса давил груз огромной ответственности, одно его слово могло спасти или загубить чью-то жизнь. Сознание этой ответственности, помноженное на его эмоциональность и раздражительность, определяло многое в поведении Сантоса. Те, кто в это трудное время был рядом, опасались, что горе убьет его. Он перестал есть, по ночам просыпался, а днем боялся отойти от телефона, бросаясь на каждый звонок. Все эти жуткие месяцы Сантос почти не бывал на людях, прошел курс лечения у психиатра и готовил себя к неизбежному: смерти сына; он запирался в офисе или квартире и проводил время, рассматривая огромную коллекцию почтовых марок и писем, опаленных в авиакатастрофах. Элена Кальдерон, родившая ему семерых детей, умерла семь лет назад, и Эрнандо остался совсем один. Начались проблемы с сердцем и со зрением, не хватало сил даже сдерживать слезы. И все же ему удалось - и можно считать это главной заслугой Сантоса - отгородить дела газеты от своей личной трагедии.

Главной его опорой в то горькое время стала невестка, Мария Виктория. На всю жизнь ей запомнилось, как сразу после похищения родственники и друзья мужа заполнили дом и, рассевшись на мягких подушках, до глубокой ночи пили виски и кофе. Все говорили об одном и том же, но как-то исподволь и похищение, и сама жертва отошли на второй план. Вернувшись из Италии, Эрнандо Сантос сразу поехал к Марии Виктории: он чуть не задушил ее в объятьях, но едва разговор коснулся негласных деталей текущей ситуации, Марию попросили оставить мужчин наедине. Женщина с твердым характером и трезвым умом, она поняла, как мало значит для мужской половины семьи. Проплакав остаток дня, Мариаве все же сумела взять себя в руки и твердо решила поставить на своем: добиться, чтобы в ее доме с ней считались. Эрнандо не только внял ее доводам, но и признал свою неправоту и обещал в дальнейшем с радостью принимать ее поддержку. С тех пор, общаясь друг с другом лично, по телефону, письменно или через посредников, они чувствовали незримую связь, доходившую порой до телепатии: на трудных семейных советах им было достаточно обменяться взглядами, чтобы понять, о чем можно говорить от имени обоих. У Марии Виктории появлялось много хороших идей, в частности, публиковать в газете закодированные заметки редактора, из которых Пачо мог бы узнавать семейные новости.

Из всех страдающих от этой трагедии меньше других вспоминали о Лилиане Рохас Арис, жене телеоператора Орландо Асеведо, и Марте Лупе Рохас, матери Ричарда Бесерры. Несмотря на фамилию Рохас, они не были родственницами, даже не дружили и тесно сошлись только после похищения. "Не столько от горя, - вспоминает Лилиана, - сколько ради компании".

Лилиана кормила полуторагодовалого сына Эрика Йесида, когда в теленовостях "Криптон" сообщили о похищении группы Дианы Турбай. Лилиане было двадцать четыре года, три года назад она вышла замуж и жила на втором этаже дома родителей мужа в Сан-Андресе, южном квартале Боготы. "Такая жизнерадостная женщина не заслужила столь мрачных новостей", - посетовала одна из ее подруг. Жизнерадостная и своеобразная: оправившись от первого удара, она усадила сына перед телевизором, чтобы в новостях он увидел отца, и делала так каждый день до возвращения мужа.