Аскольд Мельничук - Посол мертвых

Мы проследовали за ним по темной лестнице. Краска на стенах облупилась, все они были разрисованы граффити. В помещении пахло какой-то тухлятиной, на площадке второго этажа под дверью лежала кучка собачьих экскрементов.

В комнате мы увидели Виктора, распластавшегося на диване, он не спал, но лежал неподвижно, как камень. На нем были серые шерстяные брюки и кремовая рубашка, испачканная на груди чем-то зеленым. Острые скулы были туго обтянуты кожей. Он тяжело дышал открытым ртом, каждые несколько минут вываливал наружу язык, как мучимая жаждой собака, и бессмысленно моргал красными глазами, не узнавая нас. В пегой его бороде застряли хлебные крошки.

- Он все еще немного не в себе. Таким вот заявился сюда вчера вечером... - Мистер ...енко жестом указал на пустую бутылку из-под водки, стоявшую на коричневом половике возле лакированного журнального столика.

- Вы не поможете нам погрузить его в машину? - попросил отец.

- Конечно, но, может, сначала выпьете кофе?

- Нет, спасибо.

- А что-нибудь покрепче?

- Нам нужно поскорей отвезти его домой.

- Ну что ж. Знаете, ведь он не впервые является сюда в таком виде.

- В самом деле? А Ада знает?

- Нет, конечно. Она ведь из этих, твердолобых.

- Каких?

- Ну, тех, что привыкли решать, что кому следует делать и какими быть. А если люди не такие, как ей хочется, значит, должны такими стать. Может, все же по чашечке кофе? - взмолился Уолтер.

- Воды, если можно, - сдался отец.

Мы проследовали на кухню. Здесь стены тоже облупились, а потолок выглядел, как свод сланцевой пещеры. Из-под штукатурки проглядывали деревянные перекрытия. Раковина была завалена грязной посудой. Я насчитал три открытые банки с консервированными персиками и еще несколько с кукурузой и бобами. В кошачьем блюдце с молоком плавал таракан.

- Я плохой хозяин, - смутился мистер ...енко.

- Я тоже.

Каким-то чудом ему удалось найти три неиспользованных стакана. Он открутил кран.

- Не обращайте внимания на цвет.

Вода была ржаво-оранжевой. Отец все же выпил. Когда мы вернулись в комнату, Виктору уже каким-то образом удалось сесть. Он уставился на меня мутным взглядом.

- Видите ли, мистер Питер, - сипло прошелестел Уолтер, - у нас здесь коммуна. Никто этого не понимает, кроме доктора. Эх, люди... - Он смущенно улыбнулся отцу. - Это единственное место, где они могут быть самими собой. Он забавный парень. Шутит все время. Иногда насчет сестры.

Мне трудно было представить себе Виктора в веселом настроении. Эти двое были любовниками или, во всяком случае, к тому шло. Я почувствовал это тогда и наверняка знаю теперь. Уолтер лгал нам, и это можно было понять: как иначе было ему оправдать свою жизнь? Иммигранты старались продемонстрировать большинству определенный образ: человек при галстуке, женатый, исправно выплачивающий кредит, - член некой лиги. Им не хватало смелости быть самими собой - мешал страх обнаружить темные стороны души.

Отец помог Виктору спуститься по лестнице, я, забежав вперед, открыл дверь. Было жарко, по радио обещали дождь.

Иногда я забываю, что всего лишь воображаю себе это.

- Я хочу домой, - сказала Адриана. Уложив Виктора в постель, мы сидели на кухне. Алекс старался не смотреть на меня. - Хочу домой, - повторила Ада, повернувшись к моему отцу. - Хватит. Я возвращаюсь. Как только Виктор проснется.

Она сидела, прислонившись к стене, запрокинув голову, сжав кулаки. А что, она может. Возьмет да и увезет Виктора. Или переберется с ним к мистеру ...енко.

Мы неловко распрощались, и я пожалел, что отец взял меня с собой. Алексу будет трудно простить мне это.

В тот вечер по дороге в уютный пригород Форт Хиллз, куда мы переехали годом раньше, я размышлял над двойственностью судьбы. Традиционная мудрость гласит, что суровая судьба закаляет характер. Но если поинтересоваться, кто эти мудрецы, родившие столь удобную максиму, окажется, что для такой вот Ады их жизненный опыт смешон и их авторитет бледнеет рядом с молчаливой мудростью агнцев, чьи глотки наполовину перерезаны.

VIII

Воспоминание: я просыпаюсь от какого-то шума. Это бегает в своем колесе мой хомячок по кличке Пришибей - тот самый, который вскоре убежал из клетки и сидел за дверью. Я же в поисках его эту дверь распахнул и нечаянно горькая ирония - пришиб его. Но в ту ночь он был еще жив и здоров.

Я долго не мог снова заснуть и сидел на кровати. Была полночь. Я подошел к окну и стал всматриваться в темноту, но меня привлекали не звезды, а черные прямоугольники соседних окон, подсвеченные уличными фонарями, под которыми, словно гигантские скарабеи, сгрудились на стоянке янтарно мерцающие панцири машин. По тротуару все еще расхаживал Пьетро. Кого он изображал на этот раз, я не знал. Он вертел головой - видимо, искал, к кому бы прицепиться, но улица была пуста, так что ему приходилось сдерживать своих демонов. Дальше расстилалось море спящих домов. Одни пониже, другие повыше, они в тот момент и впрямь напоминали волны. Мне было приятно представлять себе, что в одном из них кто-то не спит так же, как я, и думает о том же: когда-нибудь мы можем повстречаться с этим человеком - на футболе, в закусочной "Хот дог", на велосипедной прогулке - и подружиться. А может, это девочка, с замиранием сердца подумал я, и мы полюбим друг друга, у нас будут дети. Отходя от окна, я был уверен, что в этой нерасчлененной демократической тьме живут новые друзья, мое будущее, моя судьба.