А ему, Сашке, конечно, урок.
Он его всегда будет вспоминать, когда, завидя впереди россыпь береговых огней и обрисованный ими двор рыбного цеха, ребята хрипло начнут:
Ходили с аломаном мы
В далекие места!
Значит, он никогда ничего не забудет.
«Уедем отсюда, Тоня, — мысленно зовет ее Сашка. — Уедем… Зачем-то ведь ты вчера пришла на чердак? Теперь мне еще хуже… Я один уеду… Только ты жди меня… Ты жди меня… Я ничего никому не скажу… Пусть Горбову будет хорошо, и ребятам хорошо, и всему Аю хорошо… А я теперь один, и мне одному легче… А будет совсем легко. Выбрался наверх, на дорогу, как Саенко, и — фьють! — в другой мир. Сама дорога уже другой мир. Хочешь — налево, хочешь — направо. До свиданья, дорогие хаты!.. «Откуда, парень?» — «Из Аю». — «Что за место такое? Деру дал?» — «А что мне в этом Аю?» А что мне тут особенного? Мокрые с утра до ночи руки в шершавой чешуе? Ветры? Да обрыв, с которого видны сейнеры. Качаются на рейде, как в колыбели… Белый глаз буйка вспыхивает в черной темноте моря. Блестки, которые молодой месяц просыпал на воду…»
Сашка уже не шепчет, а думает.
«Уезжаю!» — решает он и выбирается из рыбы, как будто прямо сейчас шагнет за борт на дорогу. Сашка ходит среди ребят, режиссерской рукой расставленных на борту в живописных позах, и говорит:
— Вы все добрые. Вам хорошо. Думаете, прячете меня за своей спиной. Это вы за моей спиной прячетесь.
— Сашка, лезь в рыбу! — кричит Марконя, поправляя зюйдвестку.
— Не полезу.
— В чем дело? — спрашивает Кирюха, который ничего не знает.
— Ну хорошо! — кулаком грозит Славка сверху, со спардека, поставленный туда с гитарой в руках.
— Вам хорошо, а я один мучайся за всех! — чуть не плачет Сашка.
— Выдержишь.
— Да, Сашка. Ты теперь не человек, а знамя.
— В чем дело? — не понимает Кирюха.
— Да чего с ним валандаться? — кричит Марконя. — Поставить на место. А то сам виноват, а на других размахался.
«Почему я надеюсь на других? — спрашивает себя Сашка. — Другие выручат, другие подскажут, а сам? Ты же для себя можешь больше всех. Всех, вместе взятых. Спроси с себя, не спускай себе. Эх!»
— В чем дело? — пристает Кирюха, которому кажется, что он напился до потери сознания.
— В чем дело? — озверело кричит с причала Ван Ваныч. — Почему вы все нарушили?
— Стоп! — шипит еле-еле Алик. — Живой я отсюда не уеду.
«Ястреб» стукается о причал, и все на нем умолкают, но нет порядка, нет назначенных поз, и Алик так и говорит Горбову:
— У вас никакого порядка нет!
Сашка смотрит на людей, своих аютинцев, которых должен так подвести, и, барахтаясь, лезет в рыбу:
— Сейчас, сейчас!
— Повторить подход! — шепчет Алик.
— Повторить подход! — зычно рявкает Ван Ваныч.
— Гена! — мучительно просит Алик. — Можешь ты эту девушку с бочки переставить сюда? Пусть она поздравит бригадира… Они же танцевали вместе… Я должен помнить! Я за всех всё должен помнить!
И опять осаживает в море «Ястреб», удаляется, делает разворот и летит на прожекторы, как мотылек на свет. Берет свою пятисотметровку. Вторая попытка.
— Эта рыба, Киря, считай, ворованная, — говорит Сашка жениху, ставшему мужем.
— Если ты такой герой, — кричит бригадиру сверху Славка-гитарист, — взял бы сразу всем и сказал…
— Он же Горбову сказал, — защищает Сашку Марконя.
— Что Горбову! — рявкает Славка, покидая спардек. — Нагадить на все море, а виниться на ушко, это мы мастера. Скажи народу.
— Попробуй скажи, — усмехается Сашка. — Я вот лично боюсь.
— Ну, тогда и молчи.
«Не будет бригадира Таранца, — думает Сашка. — Нет уже бригадира».
— Сто-о-оп, Сима! — Алик поднимает над собой руки, уже не крест-накрест, а просто так, сдается. — Опять?
— Опять? — спрашивает Ван Ваныч и тоже кашляет.
— Где же… этот… который с гитарой? Неужели это так трудно — стоять на месте?
— Какая разница? — спрашивает Славка. — Меня с гитарой и в Аю сроду не видели, а тут сразу…
— Встаньте на свое место!
— Для чего?
Алик что-то верещит, но Славка мучительно морщится, не слыша.
— Для колорита! — рявкает Ван Ваныч, как переводчик.
— Объясняю…
— Нечего объяснять, товарищ Егорян! — обрывает его Ван Ваныч. — Вы снимайте, а вы — на место!
— Кадр строится… Я один знаю, как строится кадр! Всем стоять на местах! — шепотом рыдает Алик.
— Ребята, — вмешивается Горбов, — можете вы дать людям покой? Люди спать хотят, люди свадьбу справили, люди устали, люди — это люди.
Читать дальше