Мария Романушко - Не под пустым небом

А рано утром еду на Мосфильмовскую улицу.

Уйдя из «Дуката», я стала сниматься в массовках на Мосфильме. Я и раньше так подрабатывала. Очень удобно: снялся – получил свои рубли – и можешь жить на них хоть целую неделю. Скромно, но можешь.

И здесь, найдя укромный уголок, пока не призовут к съёмке, сижу, учу молитвы… Почему-то лучше всего получается сосредоточиться именно в суете, среди мельтешения людей… как в метро. Я люблю работать в метро. Главное, конечно, сесть где-нибудь в уголке. Но случается, пишу даже стоя. Интересно, а если меня, как летучую мышь, подвесить к потолку вниз головой, получится у меня писать? Думаю: да. Никаких препятствий к этому не вижу. Главное, чтобы чернила не капали на головы прохожим…

Сижу в уголке, учу «Царю небесный» и «Богородице Дево радуйся».

А мимо проносятся кинематографические звёзды – Вацлав Дворжецкий, Михаил Ульянов, Ролан Быков… Моргунов… Вицин…

Снимаюсь в массовке фильма «Ехали в трамвае Ильф и Петров». Бессчётное количество дублей. Непонятно, чем один дубль отличается от другого? Неужели не жалко плёнку? И как потом монтажёр выберет именно тот дубль, который нужно, а не другой? Сцена в кафе. Мы – человек пятнадцать массовки – посетители. Ходим, бродим по залу, ищем свободное место, потом тыкаем вилками в заветренные сосиски. Кто-то не выдержал и съел свои сосиски. У, как на него орал помощник режиссёра! Ну, трудно же это – три часа прохаживаться с этими сосисками, и хоть они уже и не первой свежести, но есть-то хочется!

А как-то раз снимали в Шереметьево. Это был уже другой фильм. Был лютый мороз, а по сценарию – знойное лето. Герой и героиня улетали на самолёте. Куда-то… Ну, никуда они, конечно, не летели, самолёт стоял, примёрзнув ко взлётной полосе всеми своими копытами, то есть – колёсами. Героиню играла Наталья Варлей, знаменитая «кавказская пленница». Я подарила ей стихи о цирке.

– Я очень люблю цирк, – сказала она, – но цирковой артисткой не стала, у меня оказался страх высоты…

– Всё равно я вам завидую, – сказала я, – вы учились в цирковом училище.

– А я завидую вам, я всю жизнь мечтала учиться в Литературном институте, я ведь тоже пишу стихи…

И мы, сидя в холодном зале ожидания Шереметьевского аэропорта, так мило болтали, и было хорошо и тепло. Совсем простая, такая открытая девчонка, никакой «звёздности».

В Москву приехал Зайцев. Читать свои марсианские лекции. Но – заболел. Свалился в гриппу. Болеет в Староконюшенном переулке. Людмила Фёдоровна говорит: «Бедный Зайчик, лежит там один, больной, Валконда весь день на работе».

И я помчалась на Центральный рынок, накупила овощей – всех, какие только нашла. Приехала: «Звяк-звяк!» Открывает:

– Ой, это вы, Манечка? Что-то случилось?

– Ну, да. Вы тут зачем-то болеете. Вот, приехала вас лечить.

– А я лекарствами не увлекаюсь.

– А я и не собираюсь вас пичкать лекарствами. Я вас витаминами буду лечить, салатиками.

Приготовила большую миску салата.

– Вот, первое витаминное вливание…

– Разве можно так вкусно есть во время поста?

– Больному человеку можно.

– Так и выздоравливать не захочется, чтобы ваши салатики не кончались…

Посмеялись. Оказывается, Марсианин умеет смеяться. А я думала, он такой суровый всегда.

На следующий день приехала делать второе вливание.

– Вы меня разбалуете, как я потом буду жить без ваших салатов? – смеётся он.

И тут же, засмущавшись, замявшись, робко спрашивает:

– А вы с иголкой дружите?

– С детства. Меня бабушка всему научила.

– А свитер можете мне заштопать? А то где-то за гвоздь зацепился, теперь дыра расползается…

– Запросто.

Я штопаю ему свитер, а он рассказывает про Югославию, в которой он служил несколько лет после войны. В которой хоть и удалось нам насадить коммунизм, но не удалось вытравить веру в Бога.

– Представляете, Манечка! На партийном собрании человек может подняться и сказать: «Ну, я пошёл, у меня служба вечерняя в церкви начинается» – и это нормально! Понимаете, у них это нормально! Никто ни на кого за это не настучит, не уволит с работы и даже не выгонит из партии! Хочешь верить – верь на здоровье! Вера в Бога – это одно, а партийная принадлежность – совершенно другое! И в Польше то же самое. У нас же самая идиотическая страна! Меня сколько раз вызывали на ковёр. Но я готов. Меня трудно запугать. Тюрьма или психушка – почту за честь. Жену только жалко, Наташу… Ну, как здорово вы его заштопали, как новенький! Даже не видно, что была дыра. Благодарствую! А вы всё продолжаете стихи писать? – вдруг спрашивает он.