Мария Романушко - Там, где всегда ветер

Жизнь слишком контрастная. Эта её полосатость мучительна. Только расслабишься, подумаешь: «Какие же все хорошие, как я вас люблю…» – и тут же получаешь какую-нибудь оплеуху. Не обязательно физическую. Но от моральных оплеух ещё больнее. Вроде: «И что ты понимаешь в жизни?»

Вот, не расслабляйся, будь всегда начеку! Но как же это трудно: живя в семье, постоянно держать круговую оборону. Нет, не умею, не могу, не получается!… И вот опять реву ночью в подушку и мне опять совершенно не хочется жить…

Я могу жить только когда у меня в душе равновесие. А равновесие в моей душе только тогда, когда дома мир. Когда никто ни с кем не выясняет отношения, когда никто никого ни в чём не упрекает. Когда никто ни над кем не насмехается, когда никто никого не унижает. Видимо, мне хотелось бы жить в раю… Но жизнь не похожа на рай.

Хотя случаются ведь минуты… такого тихого мира и единения душ…

Сидим с мамой вечером на кухне, пьём чай, говорим о «Первой любви» Тургенева. Так хорошо, тихо, спокойно на душе – в доме – во всём мире… Мы с мамой – подруги, ОНА ЛЮБИТ МЕНЯ! Я это вижу, чувствую! «Мама, а ты веришь в любовь?» – спрашиваю я с замиранием сердца. «Да, – говорит мама тихо и грустно. – Конечно, верю…» Мне хочется спросить её о папе Серёже, сейчас самый подходящий момент. И я решаюсь.

– Мама, а ты любила моего отца?

Я вижу, как она вздрогнула от моего вопроса. И напряглась. Но быстро справилась с собой и тихо и спокойно сказала:

– Конечно, любила. И он меня очень любил… Мы были очень красивой парой. У Серёжи такие синие глаза… забыть невозможно! Как у тебя… Ты очень похожа на отца.

Она грустно и пристально вглядывается в моё лицо.

– Мама, тогда почему?,,

– Мы были слишком молоды. Наверное, в этом всё дело. Молоды и неопытны. Ну, что ты хочешь? Мне было двадцать два, когда мы поженились, а Серёже всего двадцать! Он был страшно ревнив, а я страшно обижалась на него за это… Мы ссорились каждый вечер. Это была не жизнь… Не знаю, кто из нас больше виноват в том, что всё так получилось…

– А где он теперь живёт?

– Там же. В Одессе… Там и родители его живут, и два брата. Серёжа хотел когда-то, чтобы и мы с тобой приехали в Одессу…

– Надо же! И мы бы жили у моря?…

– И мы бы жили у моря… Но что теперь говорить об этом? Разбитую чашу не склеишь…

– Зато у нас есть Маришка! Марина – МОРСКАЯ! Можно сказать: своё маленькое море…

– Да, зато у нас есть Мариночка…

Мы молчим. Нам грустно, но почему-то очень хорошо в этой грусти. Мама ответила на мой самый мучительный вопрос: любила ли она моего отца? ЛЮБИЛА! Может быть, это даже не совсем в прошлом времени, и я благодарна ей за это. Сегодня она впервые не упрекала меня в том, что я похожа на отца, а радовалась этому…

Мама, пристально взглянув на меня, неожиданно говорит:

– Знай, если у тебя что-нибудь случится в жизни, я всегда буду с тобой.

Мне немножко знобко от маминых загадочных слов: «если что-то случится». А что должно случиться? И что, обязательно это «что-то» должно случиться? Но от маминых слов «знай, я всегда буду с тобой» мне делается очень тепло на сердце. Какая чудесная у меня мама! Как она меня любит! И как я её люблю! Только бы она всегда была такой, как сейчас.

Весенние каникулы. В школе вечер для старшеклассников, танцы. Играет радиола. Первый танец – вальс!… (Да-да, в наше время на школьных вечерах танцевали и вальс, и танго и моднейший чарльстон!). Всех девочек тут же разобрали. Кому не досталось мальчиков, танцуют с подружками. А мне пары не хватило: ни мальчика, ни девочки. Настроение мгновенно испортилось. Одной подпирать стену?! Ну, нет уж!

Чувствуя себя полным изгоем, решила тут же покинуть это место всеобщего веселья и направилась к выходу, угрюмо лавируя между танцующими парами…

– Лена, ты куда? – слышу за спиной голос Фирочки.

– Домой, – говорю я. – Что здесь делать?

– Как что? Танцевать! Я тебя приглашаю! – говорит она.

Я с опаской взглянула на её живот – Фирочка на последнем месяце беременности. Я понимаю, что ей меня просто жаль, вряд ли ей так уж хочется в её положении танцевать.

– Может, не надо?… – говорю я.

– Идём, идём! – смеётся она. – Мне полезно двигаться!

Ну, если так…

И, не успела я опомниться, как она обхватила меня за талию и закружила в вальсе… Её круглые карие глаза смеялись, чёрные короткие кудри развевались, она была настоящей библейской красавицей, её огромный живот упирался в меня своей упругой округлостью, и вдруг я почувствовала удивительное… Я услышала, как Фирочкин ребёнок (это был её сынок Женька) зашевелился у неё в животе… И стал изо всех сил пихаться пятками! Видимо, мы его разбудили, и он был не очень доволен. А может, наоборот, был рад, и тут же принялся вместе с нами вальсировать. Он колотил пятками наружу – то есть: он колотил пятками МЕНЯ! Я ощущала эти младенческие крепенькие пинки всем своим существом, всей кожей.