Патрик Модиано - Свадебное путешествие

- Сожалею.

- Аннет сказала, что знает их все.

- Да. Мы часто бывали в них двадцать лет тому назад.

- Она поручила мне передать вам вот это.

На конверте было написано: "ЖАНУ", и я узнал крупный, разборчивый, как у малограмотных, почерк жены, который всегда меня умилял.

"Дорогой!

Я скучаю по тебе. Кавано ни на шаг не отходит от меня, и я вынуждена послать тебе это письмо тайком. Можешь довериться Смидану и передать ему записку для меня. Я хочу тебя видеть. Попробую быть каждый вечер около семи часов в Сите-Верон. Позвони мне. Если не позвонишь, я позвоню тебе сама, когда буду знать, в какой гостинице ты живешь. Я могла бы прийти к тебе, как много лет назад. Тайком от Кавано. Я никому не говорю, что ты жив.

Люблю тебя, Аннет".

Я положил письмо в карман.

- Вы напишете ей ответ? - нетерпеливо спросил Бен Смидан.

- Нет.

Бен Смидан наморщил лоб с каким-то детским старанием.

- Вы ставите меня в тупик, Жан.

Он хотел понять, что происходит, и был так почтителен - все-таки я был старше его, - что растрогал меня.

- Все очень просто. Я немного устал и от своей жизни, и от своей профессии. - Он жадно впитывал мои слова, сурово качая головой. - Вы еще слишком молоды, Бен, чтобы ощутить это. Поначалу все полны энтузиазма и горят жаждой приключений, а через сколько-то лет это становится ремеслом и даже рутиной... Но я не хочу вас обескураживать. Пожалуй, я последний, кто имеет право поучать.

- Жан, вы не представляете себе... Мы решили, что вы пропали навсегда... - Несколько мгновений он колебался, затем добавил: - Что вы умерли...

- Ну и что?

Он растерянно уставился на меня:

- Вы не знаете, как Аннет любит вас. Только когда она нашла бумажку с названиями гостиниц, в ней снова проснулся вкус к жизни...

- А Кавано?

- Она просила сказать вам, что Кавано для нее никогда ничего не значил.

Мне вдруг стало противно, что вот так вслух идет разговор о моей личной жизни, и еще меня смущало, что во все это оказался замешанным Бен Смидан.

- В вашем возрасте, Бен, надо думать о себе и о своем будущем.

Его очень удивило, что в таких обстоятельствах я интересуюсь им. А я и правда предпочел бы, чтобы он рассказал мне об экспедиции, которую он готовил в Индийский океан на поиски останков голландского галиона, поделился со мной своими планами и надеждами.

- А как же вы? - спросил он. - Вы тут надолго обосновались? - Он сокрушенно махнул рукой в сторону бульвара Сульт за окнами кафе. - Могу я сказать Аннет, чтобы она пришла повидаться с вами?

- Скажите, чтобы пока не приходила... Или я скроюсь... Не надо торопить события. - Он снова так же напряженно морщил лоб. Пытался понять. И не хотел возражать мне. - Пусть звонит и передает мне, что нужно, или время от времени оставляет записку. Пока этого хватит. Просто скажет что-нибудь по телефону... Или письмо... Сюда в "Доддс", или во "Фьев"... или в другие гостиницы из того списка... Все они ей знакомы.

- Я передам...

- А вы, Бен, не стесняйтесь, заходите. Расскажете о своих планах. Вы единственный, кроме Аннет, знаете, что я жив... Но пусть это остается между нами.

Бен Смидан пошел в сторону улицы Домениль, и я заметил, что на него оглядываются многие женщины - случай незаурядный.

Я снова был в одиночестве. Конечно, я мог вскоре получить весточку от Аннет. Но был уверен, что внезапного визита не будет. Слишком хорошо она меня знала.

За двадцать лет она со мной прошла хорошую школу и обучилась искусству прятаться, избегать назойливых людей, уходить украдкой. Она знала все приемы: укрыться в стенном шкафу, выскочить в окошко, удрать через черный ход или, на худой конец, по пожарной лестнице, сбежать по эскалатору против хода... А путешествия в дальние страны... Я же совершал их не для того, чтобы удовлетворить любопытство или по призванию исследователя, каждое из них было бегством. Бегством была вся моя жизнь. Анкет знала, что она не должна торопить события: при малейшей тревоге есть риск, что я исчезну - и на этот раз уже окончательно.

Но я был бы тронут, если бы время от времени получал от нее весточку во всех этих местах, где мы когда-то жили с ней и где я теперь оказался снова. Они почти не изменились. Почему в восемнадцать лет я оставил центр Парижа и перебрался на окраины? Здесь мне легче дышалось, эти кварталы вдали от суеты центра были укрытием, трамплином к приключениям и неизвестности. Достаточно было пересечь площадь, дойти до конца улицы - и Париж оказывался за спиной. Я испытывал наслаждение, чувствуя себя на краю города, на старте... Когда вечером загорались фонари на площади где-нибудь у заставы Шампере, это было как приглашение в будущее.