Патрик Модиано - Улица Темных Лавок

Не доходя до Музея современного искусства, мы свернули в маленькую улочку.

- Я живу здесь, - сказал он.

В лифте свет не горел, а на лестнице он тут же погас, и пока мы поднимались, в полной темноте, до нас долетели звуки музыки и смех.

Лифт остановился, и я почувствовал, как Блант рядом со мной пытается нащупать ручку дверцы. Наконец он ее открыл. Выходя из лифта, я толкнул его - на площадке было совсем темно, хоть глаз выколи. Смех и музыка доносились из квартиры на этом этаже. Блант повернул ключ в замке.

Он прикрыл за нами дверь, мы оказались в передней, освещенной слабым светом голой лампочки, свисавшей с потолка. Блант в растерянности остановился. Я подумал, не пора ли мне откланяться. Оглушительно гремела музыка. На пороге комнаты появилась рыжеволосая молодая женщина в белом купальном халате. Она удивленно оглядела нас. Небрежно запахнутый халат приоткрывал ее грудь.

- Моя жена, - сказал мне Блант.

Она чуть кивнула мне и обеими руками стянула у шеи ворот халата.

- Я не знала, что ты так рано вернешься, - заявила она.

Так мы и стояли, не двигаясь, и от тусклого электрического света наши лица казались смертельно бледными. Я обернулся к Бланту.

- Могла бы предупредить меня, - сказал он ей.

- Я не знала...

Словно ребенок, пойманный на лжи, она опустила голову. Оглушительная музыка смолкла, уступив место саксофонной мелодии, такой прозрачной и чистой, что казалось, она тает в воздухе.

- Вас много? - спросил Блант.

- Нет, нет... несколько друзей...

Приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова коротко остриженной блондинки со светлой розовой помадой на губах. Потом другая голова брюнета с матовой кожей. Свет голой лампочки превращал их лица в маски. Брюнет улыбался.

- Я должна вернуться к ним... Приходи часа через два-три.

- Хорошо, - сказал Блант.

Она исчезла в комнате вслед за своими друзьями и закрыла за собой дверь. Послышались взрывы смеха, возня. Потом снова грянула музыка.

- Пошли! - сказал Блант.

Мы вновь очутились на лестнице. Блант зажег свет и примостился на ступеньке. Жестом он пригласил меня сесть рядом.

- Моя жена намного моложе меня... Тридцать лет разницы... Никогда не следует жениться на женщине намного моложе себя... Никогда. - Он положил мне руку на плечо. - Все равно ничего не выйдет. Не было еще случая, чтобы вышло... Запомните это, старина...

Свет погас. У Бланта не было ни малейшего желания вновь его зажечь. У меня, впрочем, тоже.

- Видела бы меня сейчас Гэй...

Он рассмеялся при этой мысли. Странный смех во мраке.

- Она бы меня не узнала... За эти годы я прибавил по крайней мере килограммов тридцать...

Он снова рассмеялся, но не так, как прежде, более нервно, принужденно.

- Она была бы очень разочарована... Вы только представьте себе... Пианист в баре отеля...

- Почему разочарована?

- А через месяц я буду безработным...

Он сжал мне руку выше локтя.

- Гэй верила, что я стану вторым Коулом Портером... [американский композитор (1892-1964), автор ряда популярных мюзиклов]

Вдруг раздался женский крик. В квартире Бланта.

- Что происходит? - спросил я.

- Ничего. Развлекаются.

Мужской голос проорал: "Открой мне! Открой, Дани!" Смех. Хлопнула дверь.

- Дани - это моя жена, - шепнул Блант.

Он встал и зажег свет.

- Пойдем прогуляемся.

Мы прошли по эспланаде Музея современного искусства и сели на ступеньки. Я видел, как внизу, по Нью-Йоркской авеню, проносятся машины, и это был единственный здесь признак жизни. Вокруг нас ни души, все замерло. Даже Эйфелева башня на другом берегу Сены - Эйфелева башня, обычно такая незыблемая, - походила на груду железного лома.

- Здесь хорошо дышится, - сказал Блант.

И правда, теплый ветер овевал эспланаду, и статуи, казавшиеся сейчас темными пятнами, и большие колонны музея.

- Я хотел показать вам фотографии, - сказал я Бланту.

Вынув из кармана конверт, я открыл его и достал два снимка: Гэй Орловой со старым Джорджадзе и человеком, в котором, мне казалось, я узнавал себя, и Гэй Орловой - девочки. Я протянул ему первый.

- Ничего не видно, - пробормотал Блант.

Он несколько раз чиркнул зажигалкой, но ветер задувал пламя. В конце концов он прикрыл его ладонью и поднес зажигалку к фотографии.

- Вот, посмотрите на этого человека, - сказал я. - Слева... У самого края...

- Ну?

- Вы знаете его?

- Нет.

Он склонился над фотографией, приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы не погасло пламя.

- Вам не кажется, что он похож на меня?