Патрик Модиано - Утраченный мир

- Если вы приятель Карпантьери, передайте ему от моего имени: он погорел... погорел о-кон-ча-тель-но... Работы ему больше не даст никто. Уж я сделаю ему рекламу...

- Может, вы дадите мне номер его телефона?

- Поищите в справочнике...

Настаивать было бесполезно. Коротышка сделал отстраняющий жест рукой. И больше не обращал на меня внимания.

Я перешел улицу Курсель и поднялся в квартиру Гиты Ватье. Следуя ее наставлениям, я оставил свет зажженным и окна открытыми. Жара постепенно проникла в это убежище, которое в первый раз показалось мне прохладным, как грот. Я обшарил все комнаты в поисках телефонного справочника и нашел его в комнате, где Гита хранила архив Рокруа.

Карпантьери Робер, улица Брюнель, 5-бис. - 762-32-49. Тот же адрес, что указан в досье. И в Париже, без сомнения, был один-единственный Робер Карпантьери.

Я набрал номер. Щелчок. И женский голос, точно такой, какие в аэропорту объявляют об отлете и прибытии самолетов, произнес:

- Номер, который вы набрали, больше не абонирован.

Само собой, я мог снова спуститься вниз и попросить у толстого коротышки правильный номер телефона Тентена. А если он обдаст меня презрением, обратиться к кому-нибудь еще из членов съемочной группы. Мог я также пойти на улицу Брюнель, 5-бис. Но я заранее знал, что ничего этого не сделаю и только буду слушать ласково-ледяной женский голос, который без конца повторяет: "Номер, который вы набрали, больше не абонирован".

Такому человеку, как я, полезно слышать подобные слова. Они дают толчок воображению.

Я погасил лампу и вытянулся на диване в гостиной. Время от времени какая-нибудь машина на улице Курсель резко тормозила у светофора, потом рывком брала с места. И снова все погружалось в тишину.

Я разглядывал тени на потолке, как, бывало, в номере отеля "Триумф" ближе к семи вечера. Мне было тогда двадцать лет, я лежал, широко открыв глаза, и думал, как сложится моя жизнь. Позднее, в комнатушке на Хаммерсмит, где я начал писать свою первую книгу, по потолку пробегали такие же тени. Нынче ночью я не усну. Слишком жарко, и потом, это безмолвие Парижа... Я закрываю глаза, и передо мной все скользит и скользит белая машина. Белая-белая на фоне темных улиц и фасадов.

Скоро рассветет. Когда солнце прогонит тени с потолка, мне станет легче. Вот уже первые его лучи осветили плитки паркета и книги на полках Рокруа. Они как-то успокаивают, эти ряды книг, сверкающие на солнце. А за окном пагода - охра в голубом тумане. И Париж в ранний час июльского утра. Да, мне стало легче. И я уже знаю, что мне делать. Как я не подумал об этом раньше?

И теперь мне показалось совершенно естественным набрать номер 01-13-24 в Клостерсе из квартиры Рокруа, хотя она была связана с целой эпохой моей жизни, теперь уже такой далекой. Да, показалось совершенно естественным. Может, из-за солнца, волнами заливавшего в это утро спальню. А может, из-за решения, которое я принял. На душе у меня было легко. А что, если прошлое и настоящее перемешаны? Разве перипетии человеческой жизни, с виду такие несхожие, не могут быть связаны единой тайной нитью, одним преобладающим ароматом?

- Мадам спит.

Я узнал сонный голос мисс Майнот.

- Я вас разбудил, мисс?

- Нет... нет... ничуть, сэр.

- Как дети?

- Все в порядке, сэр. Они выглядят прекрасно.

- А моя жена?

- Она, как всегда, в восторге от Клостерса.

- Ей не слишком скучно?

- Нет... нет... Она встречается с друзьями. Они все сюда съехались. Сегодня у нас обедает мистер Ирвин Шоу.

- Передайте ему привет.

Шоу был единственным собратом по перу, с которым я поддерживал дружбу.

- Скажите моей жене, что я еще недельки на две задержусь в Париже. В письме я ей все объясню.

- Очень жаль, сэр. В Клостерсе такая чудесная погода... И дети уже немножко скучают по вас.

- Не беспокойтесь. Через две недели я приеду.

- Я не беспокоюсь, сэр...

Выйдя из комнаты Гиты Ватье, я увидел в зеркале свою физиономию. Я уже давно не брился. Впрочем, ничего страшного, если в ближайшие дни я стану похож на бездомного бродягу. В Клостерсе стоит хорошая погода, но мне необходимо сейчас спуститься на дно колодца, чтобы ощупью найти нечто в его черной воде.

Я вышел и зашагал по улице Курсель. Солнце уже припекало, но лучи его не изнуряли меня, а бодрили. На пустынной террасе бульвара Осман я выпил кофе. По счастью, в двух шагах оказался писчебумажный магазин. Я купил три набора почтовой бумаги большого формата без линеек. И ручку. Обыкновенный синий фломастер.