Фарли Моуэт - Собака, которая не хотела быть просто собакой

Мы просто носили его на руках и тогда, и позже, по возвращении домой. Никогда раньше Матт не слышал столько лестных слов в свой адрес, и видно было, что ему это очень нравится. Когда год спустя снова наступил охотничий сезон, мы совершенно неожиданно обнаружили, что коровы, гоферы и даже кошки (по крайней мере на время сезона охоты) решительно вычеркнуты из списка его любимых занятий.

Раз Матт решил быть собакой для охоты на птицу, то ни о какой "натаске" не могло быть и речи, всякое насилие над собакой становилось излишним. Если кого-нибудь и тренировали, то тренируемыми были мы с папой, так как Матт вскоре продемонстрировал целое созвездие скрытых в нем талантов. И если он вообще был необыкновенным, то в новой своей роли он просто блистал.

Сущность этого нового Матта стала очевидна на следующий год, в день открытия сезона утиной охоты.

По воле случая мы вторично приехали на то озерко, где Матт опозорился во время своего первого выезда на охоту. Это озерко, тогда еще безымянное, сейчас известно спортсменам по всему Западу как озеро Матта -- Загонщика Диких Уток.

Вот как оно получило свое название. В этот раз мы не ночевали под открытым небом, а приехали тютелька в тютельку, чтобы успеть забраться в убежище до наступления рассвета. Матт был на поводке, так как его подвиг на озере Мидл-Лейк в его первое посещение еще не совсем стер воспоминание о крушении наших надежд. "Теперь-то он себя реабилитирует", -- решили мы, но были осторожны и даже подумывали надеть на него намордник, чтобы он не мог отпугнуть уток голосом. Но такое унижение его личности было бы для Матта слишком жестоким, и мы рискнули понадеяться на его сдержанность.

Наступил рассвет, конечно, не тот, который мы видели двумя годами раньше, и тем не менее очень его напоминавший. Снова красные лучи утреннего солнца падали на зеркальную гладь озера, и снова пара уток -- на этот раз пара шилохвостей -- сонно плескалась возле берега в высоком тростнике. Тот же острый запах соли и гниющих растений с заболоченных краев озерка, запах, который скорее воспринимаешь на вкус, чем обонянием, потянулся к нам через серый туман. И прежнее томительное ожидание овладело нами, как и перед тем утренним перелетом.

Сам перелет проходил как раньше, как, вероятно, бывало всегда -- с самого рождения этого озерка. С полуосвещенного северного края неба донесся звук, похожий на шелест сухой травы на ветру.

Мы пригнулись еще ниже, и я предостерегающе вцепился в ошейник Матта. Снова рука ощутила, как он дрожит, я смутно уловил странные короткие взвизгивания, рождавшиеся глубоко у него в горле. Но мое внимание было приковано к приближающимся стаям. Они подлетели с громким звуком "вуш", вожаки выставили вперед лапы, коснулись воды и разбрызгали неподвижную серебряную гладь озерка. Птиц прилетело столько, что, казалось, озерко слишком мало, чтобы принять их всех, -- а они все еще подлетали.

На этот раз преждевременной пальбы не последовало. Ни папа, ни я уже не были новичками, а Матта надежно удерживал поводок. Мы выстрелили одновременно, и эхо наших выстрелов все равно прозвучало как гром даже среди урагана яростно хлопающих могучих крыльев. Все было кончено меньше чем за минуту. Небо над нами снова было пустынным, и снова опустилась тишина. На озерке осталось восемь уток, пять из них -- зеленоголовые селезни.

Матт прямо рвал поводок у меня из рук, когда мы вышли из укрытия.

-- Спусти его, -- сказал папа. -- Сейчас он не может навредить. Поглядим, что он будет делать на этот раз.

Я отстегнул поводок. Прыжком кенгуру Матт перемахнул через полосу грязи и осоки у кромки воды -- и помчался вперед гигантскими неуклюжими прыжками. С последним прыжком он плюхнулся в воду па глубоком месте и начал вспенивать воду, как старомодный колесный пароход. В его глазах был дикий, почти сумасшедший блеск, и, подобно атакующему бизону, он был полон непреклонной решимости.

Мы с напой взглянули друг на друга, потом на Матта в немом изумлении. Но когда он достиг первой убитой утки, быстро вонзил зубы в край крыла и повернул с ней к берегу, нам стало ясно, что мы -- обладатели настоящего ретривера.

То, что Матт сделал сейчас, могла, конечно, сделать любая хорошая охотничья собака. Но события, которые последовали, несомненно предвещали непревзойденный расцвет собачьей гениальности.

Сначала эти признаки были расплывчатыми, так как хотя он доставил первую мертвую утку на берег как положено, но не отдал ее нам в руки, а просто бросил ее у воды и сразу же поплыл за следующей.