Если бы после такого зрелища мы не увидели никогда ничего живого и ни разу не выстрелили, это было бы уже неважно. Однако первая стая лебедей была всего лишь вестником приближения других стай. Ветреную тишину илистой косы скоро нарушили звучные крики огромных гусиных стай. Они величаво скользили над нами. В тот день птицы летели низко и были нам хорошо видны -- снежные гуси с поразительной белой грудью и черными как смоль концами крыльев, пристроившиеся к ним мелкие стайки полярных лебедей, следом -- канадские казарки. И когда резкий свист рассекавших воздух огромных крыльев перекрыл шум ветра, папа и я встали и подняли ружья. Птицы летели низко над нами, и мы разом выстрелили. Выстрелы прозвучали еле слышно, их звук погас в реве ветра и воды.
Одна птица оказалась подбитой -- ей просто не повезло: позже мы признались друг другу, что ни один из нас по-настоящему не целился в этих величавых серых птиц. Тем не менее одна из них, казавшаяся при бледном свете огромной и первозданной, крутой спиралью пошла вниз. Птица упала в воду в ста ярдах от берега, и мы с тревогой увидели, что она только ранена в крыло, так как, вытянув шею, тут же поплыла следом за удалявшейся стаей. В волнении мы подбежали к кромке воды. Нас привела в смятение не возможность упустить гуся, а скорее мысль о том, что мы обрекли эту птицу на медленное умирание среди образующегося льда. Лодки у нас не было. Поул обещал вернуться рано утром в маленьком челноке-долбленке, но он еще не появился, а гусь быстро удалялся и грозил скрыться с глаз.
Мы совсем забыли про Матта и застыли в изумлении, когда он вдруг оказался рядом, бросил быстрый взгляд на исчезающую птицу и прыгнул в ледяную воду.
До сего дня я не представляю себе, что толкнуло его туда. Может быть, этот гусь, который был очень крупным, показался ему более достойным его усилий, чем любая утка. Может быть, он просто сильно замерз и был таким несчастным, что хотел умереть. Но, по правде говоря, я особенно не верю ни одному из этих объяснений. Думаю, что мама оказалась права и откуда-то из глубины его загадочной родословной в конце концов всплыл некий древний инстинкт.
Снежные заряды стали плотнее, и Матт с гусем исчезли из виду. Мы прождали несколько бесконечных минут и, когда пес не появился, начали опасаться за него. Мы звали, но он не откликался, даже если и слышал нас сквозь шум ветра. Наконец папа умчался по косе искать Поула и лодку, бросив меня наедине с возрастающей уверенностью, что я видел мою собаку в последний раз.
Но какой безграничной была моя радость, когда вдруг сквозь снежный шквал я на одно мгновение увидел Матта. Он упрямо плыл, но ветер и волны были против него, и прошло порядочно времени прежде чем я увидел его отчетливо. Он плыл и крепко держал гуся за крыло, но крупная птица бешено сопротивлялась. Казалось невероятным, чтобы Матту удалось дотащить ее до берега, я был уверен, что он утонет у меня на глазах. Много раз он с головой исчезал под водой, но каждый раз, когда появлялся на поверхности, зубы его так же крепко держали птицу. Гусь бил его по морде здоровым крылом, клевал в голову, пытался нырять -- Матт не отпускал его.
Когда Матту оставалось до берега еще метров шесть, я не выдержал напряжения и вошел в воду по пояс. Матт заметил меня и повернул в мою сторону. Он подплыл вплотную, я вырвал у него гуся и сразу же понял, что эта птица -- действительно грозная. Меня хватило только на то, чтобы выволочь ее на берег, а затем пришлось покорно выдержать такие удары, от которых ноги и руки много дней синели кровоподтеками.
Вскоре на маленькой лодке подплыли Поул и папа. Они поспешили на берег, и Поул остановился рассмотреть Матта: тот неподвижно лежал, закутанный в мою охотничью куртку. Я сидел на гусе и как мог старался удержать его.
-- Ей-богу! -- сказал Поул, и в его голосе звучало благоговение. -Ей-богу! Ты подстрелил этого большого серого гуся! А эта чертова собака -она принесла его? Ей-богу, я просто не верю!
Матт заерзал под курткой, и один его глаз открылся. Жизнь возвращалась, так как если и было что-то, что могло вернуть его даже с порога могилы, так это искренняя похвала. Он понял, что недоверие Поула как раз и есть высшая похвала.
Мы отнесли Матта в хижину, и когда миссис Сазалисская услышала наш рассказ, она оказала псу прием, достойный героя.
Его поместили возле пышущей жаром печи и накормили до отвала горячим гуляшом. Только когда у него началась безудержная отрыжка от сочетания слишком большой жары и слишком обильной пищи, хозяйка перестала наполнять его миску.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу