В Найпол - Полужизнь

Она выражала желание встретиться с ним. Он немедленно написал ей, предлагая прийти к нему в колледж. Но потом его одолело беспокойство. Она могла оказаться не такой славной, как ее письмо. Он практически ничего не знал о ее португальско-африканской стране, о том, какие там существуют расовые и социальные группы и как они уживаются друг с другом. Она упомянула о своем происхождении, но ничего толком не объяснила. Возможно, она принадлежала к какому-то смешанному слою или занимала положение, сомнительное по другим причинам. Наверное, именно это или что-либо подобное повлияло на ее восприятие рассказов Вилли, заставило ее отнестись к ним с такой симпатией. Вилли подумал о своем друге Перси Кей-го, теперь утерянном для него: с виду веселый и щеголеватый, но внутри полный гнева. Если она явится и будет слишком подробно расспрашивать его о книге, он может выдать себя, и эта женщина или девушка с португальским именем поймет, что все эти индийские истории, в которых она увидела что-то из своей африканской жизни, украдены им из старых голливудских фильмов и трилогии русского писателя Максима Горь-кого. Но Вилли не хотелось расстраивать незнакомку. Он хотел, чтобы она осталась его почитательницей. Здесь его мысли повернули в другое русло, и он стал беспокоиться за себя. Он боялся, что эта женщина сочтет его недостойным книги, которую он написал, что ей не понравится его внешность или манеры.

Но как только он увидел ее, все его опасения исчезли и он почувствовал, что покорен ею. Она сразу заговорила с ним так, словно всегда знала его и всегда относилась к нему по-дружески. Она была молода - маленькая, тонкая и вполне симпатичная. С ней было на удивление легко. Но больше всего Вилли вскружило голову то, что он впервые оказался в обществе человека, который принимал его целиком. Дома жизнь Вилли определялась его смешанным происхождением. Оно отравляло все. Даже его любовь к матери, вполне искренняя, была смешана с болью, которую причиняло ему их положение. В Англии он привык жить с сознанием своей непохожести на других. Поначалу это помогало ему чувствовать себя освободившимся от жестокостей и правил, царящих на его родине. Но потом, в некоторых ситуациях - например, с Джун, или позже с Пердитой, или когда в колледже случалась какая-нибудь неприятность, - он начал использовать свою непохожесть как оружие, прикидываясь проще и грубее, чем был на самом деле. Тем же оружием он собирался воспользоваться и при встрече с девушкой из Африки. Но ему это не понадобилось. Здесь было, так сказать, не с чем бороться, нечего преодолевать; с этой девушкой Вилли не нужно было держаться настороже.

Через полчаса первое впечатление не рассеялось, и Вилли начал нежиться в этом новом ощущении - быть цельным человеком и в чужих, и в своих собственных глазах. Возможно, ее безоговорочное доверие к нему было вызвано его книгой. Возможно, здесь сыграло свою роль смешанное африканское происхождение Аны. Вилли не хотел ничего анализировать - он просто возвращал Ане то, что она ему давала, и возвращал полной мерой. Он был заворожен этой девушкой и в течение двух-трех следующих недель научился любить в ней все: ее голос, ее выговор, ее манеру запинаться на отдельных английских словах, ее чудесную кожу, уверенность, с которой она распоряжалась деньгами. Он еще никогда не видел у женщины такого отношения к деньгам. Пердита терялась всякий раз, когда ей приходилось доставать деньги; широкобедрая Джун обязательно дожидалась, чтобы ей выдали требуемый товар, и только потом вынимала из сумочки маленький кошелек и открывала его своими большими руками. У Аны деньги всегда были наготове. И эта властность сочеталась в ней с какой-то нервной хрупкостью. Последняя помогала Вилли чувствовать себя защитником девушки. Ее легко было любить, и Вилли обходился с ней нежно, как того требовала его природа; теперь он мог позабыть об агрессии, которую проповедовал Перси Кейто, и все, что было трудным с другими, с нею превратилось в чистое удовольствие.

Когда они поцеловались в первый раз - это было в колледже, на узкой софе перед электрообогревателем в его комнате, - она сказала: "Тебе надо следить за зубами. Они портят твою внешность". Он ответил как бы в шутку: "Недавно мне приснилось, что они стали очень тяжелыми и вот-вот выпадут". Это была правда: он почти не ухаживал за своими зубами с тех пор, как приехал в Англию, и совсем перестал чистить их после беспорядков в Ноттинг-хилле, исчезновения Перси Кейто и тенденциозного представления его книги в злосчастном каталоге Ричарда. Под конец ему даже стало нравиться, что у него такие плохие, почти черные зубы. Он попытался объяснить ей все это. Она сказала: "Сходи к дантисту". Он отправился к дантисту-австралийцу в Фулеме и сказал ему: "Я никогда еще не был у зубного врача. У меня ничего не болит. Мне не на что вам пожаловаться. Я пришел к вам только из-за моего сна: мне приснилось, что у меня выпадают зубы". Дантист ответил: "К нам обращаются и просто для проверки. Мы оказываем такие услуги за государственный счет. Давайте посмотрим". Потом он сказал Вилли: "Боюсь, у вашего сна был вполне конкретный смысл. Ваши зубы действительно того и гляди выпадут. Зубной камень точно бетон. И совсем потемнели - должно быть, вы пьете много чаю. Нижние зубы сцементировались в один сплошной ряд, без промежутков. Никогда не видел ничего подобного. Странно, что вы еще можете поднимать челюсть". Он набросился на зубной камень с наслаждением, чистил, обкалывал и полировал, и когда он кончил, во рту у Вилли все болело, а зубы его стали как будто голыми, хрупкими и ныли даже от контакта с воздухом. Он сказал Ане: "Ребята в колледже чего только не болтают об австралийских дантистах в Лондоне. Надеюсь, мы поступили правильно".