В Найпол - Полужизнь

Вилли, огромное впечатление: в ее глазах под фальшивыми ресницами, крашеными веками и нарисованными бровями светилось искреннее чувство. "Они всюду ходили вместе. Прямо как брат и сестра. Правда, занятие у него необычное. Работает в похоронном бюро. Это у них семейное. Но Джун говорит, если ты с детства к этому привыкнешь, все воспринимается по-другому. Они с Джун иногда вместе устраивали похороны. А на свадьбу поехали в старом "роллс-ройсе". Ее родные арендовали его за двадцать пять фунтов. Большие деньги, но ради такого дела не жалко. Джун увидела утром - едет классная машина. За рулем сидит человек из агентства. Форменная фуражка и все как полагается. Она сказала отцу: "Неужели это вы его наняли? Признавайся!" Он ответил, что нет - просто едет, наверное, на соревнования старинных автомобилей. Ну а потом, конечно, все выяснилось. Прямо как брат и сестра они были. В наши дни такое не часто случается".

Чем больше девушка говорила, чем подробнее описывала Вилли спокойную жизнь в Криклвуде, жизнь семьи и друзей с ее удовольствиями и развлечениями, тем сильнее Вилли чувствовал себя отщепенцем, изгоем. Если бы Вилли научился пить и усвоил связанный с этим стиль поведения, он, наверное, пошел бы в паб. Но вместо этого он решил отправиться на поиски проститутки.

В тот же день поздним вечером он пришел на Пиккадилли-серкус. Побродил по окрестным улочкам, украдкой поглядывая на агрессивных, угрожающего вида прохожих. Он бродил, пока не устал. Около полуночи он зашел в ярко освещенное кафе. Там было полно проституток - грубых, непривлекательных, с глупыми лицами. Большинство из них пили чай и курили, а некоторые ели мягкие белые булки с сыром. Они говорили с разным акцентом. Одна девица сказала другой: "У меня осталось пять штук". Она имела в виду презервативы: вынула их из сумочки и сосчитала. Вилли вышел и снова побрел куда глаза глядят. На улице было спокойнее. В одном переулке он заметил девушку, которая мирно говорила о чем-то с мужчиной. Из любопытства он направился к ним. Вдруг какой-то другой человек сердито закричал: "Что это ты делаешь, черт побери?" - и пересек улицу. Он кричал не на Вилли, а на девушку. Она отошла от мужчины, с которым беседовала. На ее волосах, на лбу, на ресницах было что-то вроде блестящей пыли. Она сказала сердитому с лысиной, который кричал: "Это мой знакомый. Он служил в ВВС, когда я служила в женском батальоне".

Позже, чтобы избежать окончательного поражения, Вилли все-таки заговорил с одной женщиной. Он не глядел ей в лицо. Он просто пошел за ней следом. Она привела его в жарко натопленную комнатку, где пахло духами и мочой, если не чем-то похуже. Вилли чувствовал себя отвратительно. На женщину он не смотрел. Они не разговаривали. Он сосредоточился на себе, на раздевании, на своей мужской силе. Женщина разделась только наполовину. Она сказала Вилли неприятным, хрипловатым голосом: "Носки можешь не снимать". Странные слова, часто слышанные раньше, но никогда еще не имевшие такого буквального смысла. Она сказала: "Поосторожнее с моими волосами". У Вилли наступила эрекция, но он не испытывал никаких приятных ощущений, а без этого ничего не выходило. Вилли стало стыдно. Он вспомнил слова из старой библиотечной книги о сексе - слова, когда-то воспринятые им как укор. И подумал: "Может быть, я стал половым гигантом". В тот же момент женщина сказала ему: "Е.... как англичанин". Через несколько секунд она оттолкнула его от себя. Он не сопротивлялся - покорно оделся и пошел обратно в колледж. Его мучил стыд.

Несколько дней спустя, проезжая мимо автовокзала "Виктория", откуда отправлялись автобусы в провинцию (Вилли тоже ехал на автобусе, только на городском), он совершенно отчетливо увидел ту самую проститутку, которой заплатил половину своего недельного прожиточного минимума. Низенькая, обыкновенная, ничем не примечательная без броской косметики и претензий на порочность, она явно приехала в Лондон на несколько ночей, чтобы немного подработать, а теперь возвращалась домой.

"Если я здесь останусь, это унижение будет повторяться, - подумал Вилли. - Я должен последовать примеру Перси. Надо уезжать отсюда".

Он не представлял себе, куда можно уехать. В этом отношении Перси менее привязанный к одному месту в мире, поскольку еще его отец сбежал с Ямайки, чтобы влиться в безликие толпы чернокожих рабочих на строительстве Панамского канала, - имел перед ним преимущество. Перси мог поехать в Панаму или на Ямайку, а если бы захотел, то и в Соединенные Штаты. Вилли же мог только вернуться в Индию, но такой вариант его не устраивал. Единственным, что у него осталось, была надежда, граничившая с верой в волшебство: он надеялся, что в один прекрасный день случится какое-нибудь важное событие, на него снизойдет озарение и сама судьба отправит его туда, где ему положено оказаться. А пока ему следовало лишь готовиться к этому и быть настороже, чтобы не упустить момент.