Игорь Оськин - Блажен, кто смолоду был молод

Конечно, при желании можно было бы отказаться от этих удовольствий. Некоторые так и делают – не читают книг, не из протеста, а от равнодушия. А другие читают из интереса: сначала сказки, приключения, а затем меньшая часть приучается к романам, некоторые даже прочитали «Войну и мир» и «Тихий Дон».

Колесову эта другая жизнь очень понравилась. Удовлетворялась унаследованная от матери тяга к наслаждениям (гедонизм). Укреплялось самоуважение: вот какой я интеллигентный и культурный.

С детства он вовлекся в запойное чтение: вся классика, Маяковский, Шолохов, Зощенко, «Шерлок Холмс»…

Пушкин: «Блажен, кто смолоду был молод… Но грустно думать, что напрасно была нам молодость дана…», «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» Многое само собой запоминалось наизусть.

Маяковский: «Если на небе зажигают звезды, значит это кому-нибудь нужно», «Пою мое отечество, республику мою!» Как и в других странах: «Америка, Америка, любимая страна», «Германия превыше всего».

Зощенко рассказал о детстве хорошего мальчика Ленина, Платонов – о великом вожде.

Автор Шерлока Холмса поразил силой разума: соединить факты в цепочки причин и следствий и получить неожиданные выводы – ах, как это великолепно! Могущество разума!

Через радио он вжился в классику: спектакли МХАТа, Большого театра, Малого театра, музыка Глинки, Чайковского, Мусоргского, современников – Прокофьева, Дунаевского, Хренникова, певцов – Шаляпина, лучших теноров мира Козловского и Лемешева, Лидию Русланову… Слушал неоднократно и запомнил наизусть все мелодии опер «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Кармен», «Фауст», «Риголетто. Пели по-русски, поэтому воспринимал оперу так, как и было задумано ее изобретателями.

Самым сильным впечатлением был фортепьянный концерт Чайковского. Воспринял сразу, без вслушивания и распознавания: всё в человеке, всё для человека. Человек – это звучит гордо!

По шагам, по крупицам приучался к музыке – от простого к сложному. Заставлял себя слушать даже скучное и непонятное, со временем вникал, получал наслаждение и умиротворение. Так было с симфониями, романсами Рахманинова, Листа…

Счастье за 50 копеек – столько он заплатил за «Любимые арии», итальянский фильм с оперными звездами. Потом платил еще за повторы. Праздник души, именины сердца. Потрясение (катарсис). «Скажите девушки», Тито Гобби, Джино Беки и публика в облике Лоллобриджиды, всё это – на всю последующую жизнь. Застыл и замолчал, услышав мимоходом брошенное комсоргом Рэдом об этом фильме: «Ерунда».

Ему жалко не включившихся, не познавших. Это как если бы человек никогда не попробовал чего-то вкусного. Ешь, говорят, ананасы, рябчиков жуй. Ананасы-то ели, а рябчиков – нет. Может быть, они тоже вкусные?

В кино ходили все. Воздействие сильнейшее – сидишь в массе людей в темном зале, полностью погружаешься в придуманную, другую жизнь.

Кино было хорошее. Дружный хохот на комедиях «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Трактористы» и других. Восторг: Чапаев в бурке на коне вылетает из-за экрана – сейчас он всех спасет. Максим, обаятельный русский парень – настоящий коммунист. Ужас, животный страх на «Александре Невском»: немецкие псы-рыцари в железных рогатых шлемах бросают в костер русских младенцев.

В кино воспевались благородство, отвага, крепкая дружба, красивая любовь… «Сердце, как хорошо, что ты такое…», «А еще надо, чтобы разведчик очень любил свою Родину».

До войны на фильмах о Ленине народ аплодировал при появлении вождя на экране кинотеатра. Ленин в исполнении Щукина – умный, энергичный, жизнерадостный – стал для него любимым человеком: «Хочется идти, приветствовать, рапортовать… Я себя над Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше».

Повезло жить в Ленинграде. Прекрасные театры: ТЮЗ, Александринка, Большой драматический, затем Мариинка, Малый оперный. Постепенно втянулся и стал большим театралом. Видел живьем великих артистов: Черкасов (Иван Грозный), Юрьев и Толубеев (Несчастливцев), Полицеймако (Эзоп), Меркурьев, Стржельчик, Копелян…

В университете литературы и искусства Выборгского дворца культуры он слушал Энтелиса и других лучших искусствоведов Ленинграда. Там же бесплатно учился пению в художественной самодеятельности.

С удивлением узнал, что в первые советские годы были попытки сбросить Пушкина с корабля современности. При нем писатели – «инженеры человеческих душ» – возведены на уровень высших авторитетов, классики – Пушкин, Гоголь, Толстой и другие – почитаются за национальных гениев.