Симона Бовуар - Мандарины

— Ты решительно не хочешь пойти со мной?

Она так неожиданно рассмеялась, что если бы он не знал ее, то подумал бы, что она сошла с ума.

— Ну и шутка! Идти с тобой на этот карнавал!

— Как хочешь.

— У меня есть дела поважнее, — произнесла она тоном, напрашивающимся на вопрос; он покорно спросил:

— Что ты собираешься делать?

— Это моя забота! — высокомерно ответила она.

Анри не стал настаивать, но, когда он причесывался перед самым уходом, она с вызовом сказала:

— Хочу зайти в «Вижиланс», встретиться с Дюбреем.

Поль произвела должный эффект, он с живостью обернулся:

— Зачем ты хочешь встретиться с Дюбреем?

— Я предупреждала тебя, что в ближайшие дни собираюсь объясниться с ним.

— По поводу чего?

— Мне многое надо ему сказать от меня лично и от тебя.

— Прошу тебя не вмешиваться в мои отношения с Дюбреем, — потребовал Анри. — Тебе не о чем говорить с ним, и ты никуда не пойдешь.

— Прошу прощения, — ответила она, — но я и так слишком долго медлила. Этот человек — твой злой гений, и только я могу освободить тебя от него.

Анри почувствовал, как лицо его вспыхнуло; что она собирается сказать Дюбрею? В минуты гнева и тревоги Анри не стеснялся в выражениях в присутствии Поль: невозможно смириться с тем, что некоторые из его слов будут переданы Дюбрею; но как разубедить ее? Его ждали у Клоди, за пять минут ему не найти способа отговорить ее, оставалось привязать ее или запереть.

— Ты бредишь, — пробормотал он.

— Видишь ли, когда живешь очень одиноко, вроде меня, появляется много времени для раздумий, — сказала Поль. — Я размышляю о тебе и обо всем, что тебя касается, и порой меня посещает прозрение. Несколько дней назад я с поразительной ясностью представила себе Дюбрея и поняла: он сделает все, чтобы окончательно погубить тебя.

— А! Теперь у тебя появились прозрения! — сказал Анри. Он искал способ запугать Поль и нашел только один: пригрозить ей разрывом.

— Я полагаюсь не только на свои прозрения, — заявила Поль нарочито таинственным голосом.

— А на что же еще?

— Я навела справки, — призналась она, остановив на Анри игривый взгляд.

Он растерянно смотрел на нее.

— Ведь не Анна же сказала тебе, что Дюбрей хочет меня погубить.

— Кто говорит об Анне? — удивилась Поль. — Анна! Она еще более слепа, чем ты.

— Кто же тот ясновидящий, с которым ты консультировалась? — спросил он, ощущая легкое беспокойство.

Взгляд Поль стал серьезным.

— Я говорила с Ламбером.

— С Ламбером? Где ты с ним встречалась? — спросил Анри. От гнева у него пересохло в горле.

— Здесь. Это преступление? — спокойно произнесла Поль. — Я позвонила ему и попросила прийти.

— Когда?

— Вчера. Он тоже не любит Дюбрея, — с удовлетворением отметила она.

— Это злоупотребление доверием! — возмутился Анри.

От одной мысли, что она говорила с Ламбером своим смешным языком да еще со смехотворной горячностью, хотелось отхлестать ее по щекам.

— Ты все время твердишь о чистоте, об элегантности, — продолжал он в ярости, — но женщина, которая делит жизнь с мужчиной, знает его мысли, его секреты и, не предупредив, располагает ими у него за спиной, такая женщина поступает гнусно, слышишь, — сказал он, схватив ее за руку, — гнусно.

Она покачала головой.

— Твоя жизнь — это моя жизнь, ибо я посвятила ей свою; я имею на нее права.

— Я никогда не просил тебя ни о какой жертве, — сказал он. — В прошлом году я пытался помочь тебе устроить твою собственную жизнь, ты не захотела; это твое дело, но у тебя нет никаких прав на меня.

— Я не захотела из-за тебя, — возразила она, — потому что я нужна тебе.

— Ты думаешь, мне нужны эти бесконечные сцены? Ты сильно ошибаешься! Бывают минуты, когда из-за тебя у меня появляется желание навсегда уйти отсюда. И хочу сказать тебе одну вещь: если ты пойдешь к Дюбрею, я тебе этого не прощу. Ты меня больше не увидишь.

— Но я хочу спасти тебя! — с жаром сказала она. — Ты не понимаешь, что губишь себя! Ты идешь на все компромиссы, соглашаешься выступать в гостиных... И я знаю, почему ты не осмеливаешься больше показывать мне то, что пишешь: твой крах отражается на твоей работе, и ты это чувствуешь. Тебе стыдно. До того стыдно, что ты запираешь свою рукопись на ключ: должно быть, это что-то очень мерзкое.

Анри с ненавистью посмотрел на нее.

— Если я покажу тебе рукопись, ты дашь мне слово, что не пойдешь к Дюбрею?

Внезапно выражение ее лица смягчилось:

— Ты покажешь мне рукопись?