Владимир Винниченко - Золотые россыпи (Чекисты в Париже)

Свистун хватает Кавуненко под другую руку и вместе с госпожой Кузнецовой выводит из салона.

Шведы в нерешительности советуются. Итальянец бежит к Ольге Ивановне. Но госпожа Антонюк, видно, чувствует себя действительно уставшей: она необыкновенно и непривычно вялая, увядшая, побледневшая. Она решительно отказывается и идёт к себе наверх. А итальянец, поцеловав ей руку, спешит в прихожую, где госпожа Кузнецова и Свистун одевают господина Кавуненко.

Как только переднее авто с Загайкевичем, Свистуном и итальянцем трогается с места, Соня закрывает дверцу и смотрит на Гунявого. Он сильно, обеими руками трёт своё лицо и вертит головой так, словно хочет из чего-то выпутаться. Она осторожно берёт его за руку и тянет её вниз.

— Хватит. Умоетесь завтра утром.

Автомобиль хрипит, дёргается и начинает ритмично трястись всем своим телом. Гунявый опускает руку, другой поправляет шляпу и поворачивается к Соне.

— А кто с нами? Кто из дам?

— Я. Разве вам недостаточно?

— Надеюсь, госпожа Антонюк не поехала?

— О, не волнуйтесь! Одно слово Монмартр пугает её нравственную душу.

Соня снова берёт его руку и одним пальцем поглаживает под манжетом нежную тёплую кожу. Гунявый неожиданно освобождает руку, обнимает Соню за плечи и поворачивает к себе. В мелькающих полосах света от уличных фонарей лицо её как будто прыгает, кажется загадочным и очень красивым. Она легко и податливо наклоняется к нему и ждёт.

— Ну? Что же вы? И сегодня страшно поцеловать?

И в голосе нежная, лукавая насмешливость.

Гунявый неожиданно грубо рвёт всё её тело к себе и впивается губами в раскрытые с готовностью губы. Соня обхватывает его голову обеими руками и прижимает, слегка постанывая. Потом отстраняется и нежно отталкивает Гунявого. Но он со слепым, диким упорством снова хватает её, мнёт и ломает.

— Милый, не нужно!… Не здесь… Не нужно, милый! Не здесь, слышишь!

Она вырывается и отодвигается в угол, поправляя шляпку. Гунявый дышит и сопит так. что это слышно сквозь шум и грохот автомобиля. Неожиданно стучит в стекло выхваченным из кармана ключом, открывает дверку и кричит шофёру:

— Остановитесь перед первой же гостиницей!

Шофёр оглядывается по сторонам и сразу же сворачивает к тротуару. Из дома как раз торчит светящийся длинный ящик с чёрными буквами на нём: гостиница.

Соня молчит. Гунявый по-прежнему грубо и властно берёт её под руку и, как только авто останавливается, почти выталкивает на тротуар.

Поднимаясь по лестнице отеля, закрывая за собой дверь комнаты, он лицом и жестами демонстрирует ту же мрачную решимость и жадную, какую-то злобную грубость.

Соня же внимательно поглядывает на него и только морщится слегка от судорожных пожатий руки. Но в комнате, сняв пальто, она садится в кресло и, как только он подходит к ней, вытягивает руки перед собой.

— Нет. Сначала что-нибудь выпить. Я хочу коньяку!

Гунявый тяжело и мрачно направляет вниз, на Соню красные глаза. Потом молча, медленно поворачивается и звонит. Что дверь заперта, он, как ни странно, помнит и открывает её. Прислуга, словно зная наперёд, что её должны вызвать, появляется сразу же.

Гунявый заказывает коньяк, лимоны, сахар и фрукты. Просьба принести целую бутылку, видно, удивляет девушку в белом фартуке, но она молча исчезает.

В комнате, как обычно, всё пространство занято широченной кроватью с приготовленной ко сну постелью. Сбоку — небольшой столик с двумя креслами.

Не успевает Соня попудрить лицо и поправить причёску, как девушка с равнодушным и каменным лицом приносит заказанное. Гунявый мрачно улыбается:

— Организация хорошая!

И, заперев за прислугой дверь, сразу же наливает коньяк в обе рюмки.

— Ну!

Соня садится, не торопясь чистит лимон, отставив вверх мизинец с блестящим розовым ногтем. Потом так же медленно режет его на тоненькие круглые дольки, иногда поглядывая на Гунявого. Он сидит в кресле, тяжело опершись локтями на подлокотники и согнувшись. Глаза всё больше краснеют.

Вдруг, не дожидаясь Сони, хватает рюмку и опрокидывает в рот. И тут же снова наливает её по венчик. Лицо его как будто становится легче и теплее. Соня берёт свою рюмку и протягивает через стол.

— За наш первый поцелуй!

Гунявый чокается и пьёт как человек, обуреваемый сильной жаждой. А Соня осторожно втягивает кончиками губ несколько капель и ставит рюмку за вазочку с фруктами. Потом берёт бутылку и, сделав вид, что подлила себе, наливает Гунявому. Лицо его явно светлеет, пухлые щёки твердеют, и даже глаза кажутся не такими красными.