Фрэнк О'Коннор - Длинная дорога в Аммеру

- Значит, Риган еще дурнее.

- Убирайся прочь, - упрямо пробормотала она, презрительно щурясь и пожимая плечами. - Я возвращаюсь в Аммеру - он пришел за мной, мой муженек. Ночи напролет я молилась, не жалея четок, прося Всевышнего и пречистую Матерь его ке допустить, чтобы я умерла среди чужих. И теперь я знаю: мои старые кости будут лежать на высоком холме в Аммере.

Джонни легко дал себя убедить. Поездка сулила приятный день за городом и историю, которой он сможет повеселить всю пивнушку, а потом напоив Эбби чаем, он спустился к дому Дена Ригана и, прежде чем первый дымок показался над соседскими крышами, они были уже в пути. От возбуждения Джонни не мог усидеть на месте: ерзал, высовывался, окликал Дена в окошечко и бурно радовался, когда узнавал то или иноо поместье, которое не видел уже много лет. Отъехав на порядочное расстояние от города, они с Деном распили бутылочку, и пока сидели за столиком, старуха тихо дремала в машине. Ден Риган пошел разбудить ее и предложить глоток прохладительного, но она сначала вовсе его не узнала, а потом спросила, где они, и стала таращить глаза на пивную и старого пса, который, растянувшись на солнышке, спал у двери. Когда они второй раз сделали привал, она снова заснула и спала, тяжело и шумно дыша, с открытым ртом. Ден помрачнел.

Он пристально посмотрел на старуху и сплюнул.

Пройдясь по дороге туда-сюда, он раскурил трубку и принял решение.

- Не нравится мне ее вид, Джонни, - сказал он хмуро. - Не то я сделал, не то. Сейчас мне ясно - не то.

Теперь он останавливался каждые две мили, чтобы взглянуть, что происходит со старухой, а Джонни, сообразив, что предвкушаемые им развлечения, возможно, не состоятся, тряс ее и бранил. И от раза к разу лицо Дена приобретало все более серьезное и сосредоточенное выражение. И всякий раз он ходил туда-сюда по дороге, сморкаясь и сплевывая в канаву.

- Господи вразуми! - торжественно взывал он. - Только этого мне недоставало. Сып у нее - человек с положением. Он меня в порошок сотрет. И угораздило меня впутаться в семейные дела. Кровь-то, она гуще воды. Нам, Риганам, всегда не везло.

В первом же городке, оказавшемся на их пути, он свернул в полицейский участок и рассказал все начистоту - в своей трактовке.

- Так уж вы скажите судье, что я оказал вам содействие, - достойно заключил он убитым тоном. - Я закону всегда первый друг. И ничего не утаиваю - подрядился за фунт. Случись, она умрет, так, по моему разумению, это будет непреднамеренное убийство. А политикой я никогда не занимался и даже не интересовался. Спросите сержанта Дэли: он меня хорошо знает.

Когда Эбби очнулась, она лежала на больничной койке. Не видя своих вещей, она заметалась, и на ее истошный крик сбежалась толпа убогих старух.

- Тише, тише, тише! - зашамкали они. - Вещи сданы на хранение. Потом ты все получишь.

- Мне они сейчас нужны, - вопила Эбби, силясь сдвинуться с места, меж тем как старухи ее держали. - Пустите меня, воровки поганые! Ночные грабители!

Пустите меня! Ой, режут, режут! Караул!

Наконец к ней привели священника, говорившего поирландски, и он сумел ее успокоить. Когда он уходил, она тихо перебирала четки, поверив его обещанию проследить за тем, чтобы ее, несмотря ни на что, похоронили в Аммере. С наступлением сумерек четки выпали из ее отечных рук и она начала что-то бормотать поирландски. Сгрудившиеся вокруг очага старухи сочувственно шептались и охали. Из соседней церкви донесся "Ангелюс" молитва к пресвятой богородице. Эбби попыталась приподняться на локте, и голос ее перешел на крик:

- О Майкл Дрискол, муженек мой, добрый мой хранитель и сотоварищ, ты не забыл меня после стольких лет! Долгие годы я жила в разлуке с тобой и вот теперь иду к тебе. Мне пытались помешать, удержать меня среди чужих городских людей, но не могу я без тебя, без всех старых друзей моих. Не уходи, золотце мое! Подожди, укажи мне дорогу... Ох, соседушки мои, надрывалась она, тыча пальцем в темный угол, - это же муж мой, Майкл Дрискол. Вот увидите, он не оставит меня одну, не даст мне заблудиться. Подойдите же ко мне, соседушки, посветите фонарями, чтобы я видела, кто тут со мной. Ведь я всех-то вас знаю, всех различаю. Я ведь только глазами ослабла. Не тревожься, свет мой, душа моя, я иду, иду. После стольких лет, я иду к тебе...

Стоял погожий, залитый солнцем весенний день, когда ее повезли по дороге в Аммеру. Ослепительно - словно мириады мальков - сверкали озера. Потоки солнечных лучей, словно спадая с гигантского мельничного колеса, лились каскадами на горные цепи, на беленые домики и мелкий черношерстый скот, мелькавший среди карликовых полей. Все было так, как рисовалось ей в долгие ночи: похоронная машина остановилась у проулка, ведшего к стоявшему без крыши дому, и Пет с еще более унылым видом, чем обычно, сказал ожидающим соседям: