Фрэнк О'Коннор - В процессе работы

Фрэнк О'Коннор

В процессе работы

Перевод М. Шерешевской

Джеймсу Джойсу повезло: он избежал необходимости издавать свои рассказы в виде Собрания или Избранного. Хорошая книга рассказов, подобно хорошей книге стихов, существует сама по себе, как итог жизненного опыта писателя за определенный срок, и нарушать ее целостность или мешать с другими произведениями - только портить. "Невспаханное поле", "Уайнсбург, Огайо", "Англия, моя Англия", "Скрипка рыботорговца", "В наше время" - все это книги, которые надо читать как единое целое, и желательно в изданиях, повторяющих первоначальное. Так же надо читать "Дублинцев", и одна из причин непреходящей славы этого сборника - в его уникальности.

Джойс избежал судьбы большинства новеллистов, потому что, издав "Дублинцев", перестал писать рассказы. Почему? Характерно, что в сумбуре современных суждений о Джойсе никому из критиков, по-видимому, даже не приходит в голову, какой это важный вопрос, не говоря уже о том, как важно на него ответить. А между тем он лежит на поверхности. Ведь Джойс-новеллист куда совершеннее, чем Джойс-поэт, однако после "Камерной музыки" он не перестал писать лирические стихи, мало того - стал писать их куда лучше. Почему же после "Мертвых" он не написал ни одного рассказа?

Может быть, он решил, что не рожден новеллистом?

Или что уже сделал в этом жанре все возможное? Трудно представить себе, чтобы настоящий новеллист - скажем, Чехов, - испытавший радость завершения своего маленького шедевра, перестал писать рассказы, как невозможно представить себе, чтобы Ките перестал писать стихи. Вот на этот вопрос почему? - "Дублинцы"

должны подсказать нам ответ, и, мне думается, они нам его подскажут.

Рассказы, с которых начинается книга, и рассказ "Mepтвые", который ее завершает, явно сильно разнятся по форме, и хотя содержание сборника вряд ли выдержано в строго хронологическом порядке, оно иллюстрирует по крайней мере четыре, а то и пять ступеней в развитии современного новеллиста.

Первая группа рассказов принадлежит к разряду тех, которые редактор журнала с полным правом отнес бы к очеркам. В первом - "Сестры" - описаны две невежественные старые девы - сестры высокообразованного священника, отстраненного от должности из-за нервного расстройства. Смысл этого рассказа я до сих пор не берусь истолковать. Зато смысл следующего "Встреча",_ в котором двое мальчишек, удравших с уроков, встречают так называемого гомика, не вызывает сомнений, В третьем изображен мальчуган, который отправляется на ярмарку игрушек, именуемую "Аравия", чтобы купить подарок обожаемой им девочке, но попадает туда к закрытию.

Все три являются, по-видимому, автобиографическими фрагментами, воспроизводящими эпизоды из раннего детства писателя; любой из них вполне мог бы войти в его автобиографический роман "Портрет художника в юности" и, возможно, даже взят из чернового варианта этой книги - "Стивен-герой". Кроме типичной джеймсовской антитезы в рассказе "Встреча" - прием, который в более изощренной форме станет потом излюбленным в арсенале Джойса, рассказы эти интересны главным образом в плане стиля. Они написаны стилем, берущим начало от Уолтера Патера, но позднее впитавшим в себя многие черты стилистики Флобера. Этот в высшей степени живописный стиль не ставит себе целью заинтересовать читателя действием, а предлагает ему взамен серию образов, которые он может принимать или отвергать, но не может приспосабливать к собственному настроению или понятиям своей среды. Ни понимания, ни возмущения или сострадания, которые делают нас соучастниками действия или заставляют воспринимать его в применении к собственному характеру и опыту, здесь не требуется.

"Как-то вечером я вошел в угловую гостиную, ту, где умер священник. Вечер был темный и дождливый, и во всем доме не раздавалось ни звука. Через разбитое стекло мне было слышно, как дождь падает на землю, бесчисленными водяными иглами, прыгая по мокрым грядкам. Где-то внизу светился фонарь или лампа в окне..." [Цит. по кн.; Джеймс Джойс. Дублинцы. М., 1937] Или другой отрывок из того же рассказа:

"В высоких холодных пустых мрачных комнатах мне стало легче, и я, напевая, ходил из комнаты в комнату.

В окно я видел своих товарищей, которые играли на улице. Их крики доносились до меня приглушенными и неясными, и, прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел на тёмный дом напротив, в котором жила она..." [Цит. по кн.: Джеймс Джойс. Указ, соч., с. 40]