Ричард Олдингтон - Все люди - враги

- Зачем? - спросила Кэти, наклоняясь вперед.

- Я хочу знать кто ты - долихоцефал или брахицефал? Это чрезвычайно важно.

Тони отнял руку от ее затылка и пощупал собственный.

- О, пощупай, пожалуйста, так еще мою голову, - сказала Кэти. - Это восхитительно. А почему это так важно, что я... как это ты сказал?

- Чувственная маленькая свинка, - сказал Тони, лаская ее затылок кончиками пальцев. - Это научные термины, и значат они всего-навсего длинно- и круглоголовые. Но если ты долихоцефал, ты не должна выходить замуж за брахицефала.

- Почему? Ах, какое изумительное ощущение!

Какое значение может иметь форма головы?

- То, что долихоцефалы вечно убивают брахицефалов и наоборот,, так что если мы с тобой разные, мы будем всегда стремиться убить друг друга.

- Какой вздор! Но у тебя устанут пальцы, дорогой. На этот раз хватит, но ты мне когда-нибудь сделаешь так еще? Так, кажется, всегда говорят женщины? Но кто же мы - долихо- или брахицефалы?

- Открою тебе как строжайшую научную тайну, - торжественно сказал Тони, - мне кажется, что мы ни то, ни другое. Мы, по-видимому, оба серединка на половинку. Мы принадлежим к особой породе, Кэти, все остальные экземпляры которой вымерли.

- Чудесно! Значит, мы не убьем друг друга?

- Думаю, что нет, разве только твоя голова сплющится, а моя разбухнет. Но лучше нам держать это про себя, а то нас, пожалуй, могут отравить, чтобы узнать, почему мы выжили. Разумеется, в интересах науки.

Тони скользнул в воду.

- Холодная вода? - спросила Кэти, стоя у самого края и протягивая к нему руки.

- Прохладная, - сказал Тони, вздрогнув от восторга, когда ее горячие груди прильнули к его щеке в то время, как он снимал ее с берега.

- О, да она совсем теплая! - вскричала Кэти, брызгая ему водой в лицо и потом осушая его глаза поцелуями.

- Я сказал это, чтобы ты не подумала, что она очень теплая, и не разочаровалась.

Они доплыли вместе до конца бухты, чтобы посмотреть, нет ли поблизости лодок, потом медленномедленно поплыли обратно. Тони остановился там, где прозрачная вода доходила ему почти до груди, и Кэти подплыла к нему.

- Ах, - сказала она, становясь на ноги возле него, - в тот раз я стояла, а ты подплывал ко мне. Это был наш первый настоящий поцелуй.

Тони взял ее за руки и тихонько привлек к себе по воде, пока ее прохладное мокрое тело не коснулось его тела, тогда он поцеловал ее. Но на этот раз, когда Кэти снова стала на ноги, Тони не прикоснулся к ней, как тогда, вспомнив свое добровольное обязательство.

Кэти протянула к нему под водой руки и медленно провела обеими руками по его телу.

- Какое у тебя красивое тело, - сказала она. - Грудь широкая, твердая, крепкие ребра, а бедра узкие и гладкие, как чудесный полированный металл.

Хорошо быть любимой красивым мужчиной, Тони.

Стоя в воде, она схватила его за руки и слегка откинулась назад.

- Тот поцелуй в воде и решил всю мою жизнь, Тони, - сказала она. - До тех пор я находила тебя очаровательным, прелестным, и мне казалось, что я влюблена в тебя, как я тебе тогда же и призналась, когда ты в первый раз поцеловал меня в моем убежище. Помнишь? Мы непременно должны сходить туда.

Но только, когда ты поцеловал меня здесь, я поняла, что действительно влюблена в тебя. Это было что-то совершенно новое - неописуемое. Меня так и потянуло к тебе, и вот почему я не могла удержаться, чтобы не обнять тебя. И тогда я почувствовала, что готова мучиться миллионы лет в аду, лишь бы быть твоей возлюбленной. Ты догадывался об этом тогда?

- Отчасти, но не вполне. Я был молод, Кэти, поглощен своими переживаниями, своей влюбленностью. Я только надеялся, что ты чувствуешь то же, что и я.

- Помоги мне вылезти на камни, Тони, милый.

Не стоит дожидаться, пока мы замерзнем. В таинственном мешочке - два маленьких полотенца, - это все-таки лучше, чем ничего. Вытирайся скорее!

Пока они лежали на солнце, а потом одевались, Тони рассказал Кэти об Эвелин, о том, как много для него значило воспоминание о ее прикосновении, и закончил рассказом об их неудачном свидании в Лондоне.

- Она хорошенькая? - спросила Кэти.

- Была хорошенькой лет двадцать назад.

- Ты когда-нибудь жалеешь о ней?

- Жалеть о ней? - сказал Тони удивленно, - О чем жалеть? Это было все равно, что нарвать букет весенних цветов, зная заранее, что они скоро увянут.

Ты ревнуешь, Кэти?

- Я завидую ей, и я ей благодарна. В ней было, наверное, какое-то особенное очарование, раз она сумела пробудить в тебе такое совершенное чувство прикосновения.