Ян Отченашек - Хромой Орфей

Бацилла вздрогнул на сквозняке, переступил с ноги на ногу и чихнул.

- Долго мы еще тут будем торчать? - проворчал рядом с ним Богоуш. Сдрейфил?

Не торопись, мысленно осадил его Бацилла, меня не испугаешь.

- Иди-ка первый, - сквозь зубы сказал Богоуш. - Это твоя затея,

- Как это моя? Сегодня предложил ты.

- Сегодня! А вообще-то твоя. Ну хватит дурить!

- Мне сегодня что-то нездоровится, - сказал Бацилла. Он чувствовал, что его забирает простуда, и противно чихал. Хорошо хоть, что уже темно. В конце концов чистая случайность загнала их в подъезд; они заметили, что на углу прохаживается какой-то тип с поднятым воротником и нахально рассматривает их. Это решило дело. Кто-то вошел первым, неважно кто, а дальше все уже шло как по конвейеру, который неудержимо уносил их в страшное царство снов.

- Входная плата - пятьдесят крон, - сказал человек за столиком с лампочкой. Его равнодушный и деликатно пониженный голос внушал доверие. Волнения юных клиентов он даже не заметил. Юноши торопливо заплатили, получили входные билеты и по пакетику презервативов, которые они поскорей сунули в карманы.

- Направо, вешалка внутри.

С них сняли пальто. Бацилле показалось, что потертая красная дорожка сама движется под его переступающими ножками. Весь какой-то бестелесно легкий, он словно плыл рядом с Богоушем в розоватом полусумраке узкого коридора; проходя мимо зеркала, он глянул в него и не узнал себя. Ого, - подумал он в тупом ошеломлении, - вот он я!.. Вот он я, но что за рожа, словно подменили.

Вдруг в нос ему ударил запах дешевых духов. Бацилла повернул к Богоушу перекошенное лицо и попытался изобразить на нем подбадривающую улыбку, но Богоуш ошалело молчал. Он смешно шевелил бровями, словно только этим движением мог выразить все свое беспокойство. Его ежик выглядел здесь еще глупее, чем на заводе, жалкий он был и грустный. Приветик! Сзади раздались приглушенные ковром шаги, и, едва они успели посторониться, мимо них проплыло шелестящее облако из тканей и ароматов. Одна из них! - подумал Бацилла, у которого заныло под ложечкой и пересохло в горле. - Наверно, надо было поздороваться.

- Бог мой! - шепнул Богоуш. - Видал, какова штучка?

В помещении, куда их привела ковровая дорожка, штучек было несколько. Рассевшись небольшими группами на высоких табуретках у стойки бара, они вполголоса разговаривали; две из них даже вязали, постукивая спицами. Брюнетки, блондинки, крупные и миниатюрные, монументы из белесой плоти, шелестящие платья... Чем-то все это походило на витрину магазина. Девицы тянули через соломинку разноцветные напитки, из скрытого репродуктора слышались звуки скрипки; движения девиц были такие же уныло-медлительные. В помещении было тепло, даже душно, воздух был пропитан запахом духов и обнаженного тела.

Заметив в углу свободный столик, Бацилла и Богоуш втиснулись в потертые кресла и, как зачарованные, стали глядеть вокруг. Казалось, что на их появление никто не обратил внимания, они с облегчением вздохнули. Настольные лампы с изваяниями нагих фигурок лили из-под абажуров приятный неяркий свет.

"Ирис"! - повторял вспотевший Бацилла. Он был изумлен. Все это никак не вязалось с его представлением о публичном доме - месте грехов и распутства. Встреть он на улице любую из присутствующих здесь девиц, никогда бы не догадался о ее профессии. Ему даже казалось, что эти жрицы любви ведут себя со светской непринужденностью, не слышно было громкого смеха, незаметно вызывающих взглядов, распутства, опьянения, наоборот, все это заведение, где говорили приглушенным голосом, прямо-таки дышало гигиеной и законностью, внушало доверие. Подлинное назначение "Ириса" скрывалось под личиной образцового и потому несколько скучного увеселительного заведения. Здорово, а? Если бы время от времени кто-нибудь из мужчин не удалялся от стойки по направлению к коридору с красной дорожкой. Бацилла и Богоуш вообще подумали бы, что они попали не туда.

Удивительно разношерстная была здесь публика! Несколько юнцов возраста Бациллы и даже моложе держались напряженно, как деревянные, глаза у них бегали, лица были бледные; они походили на не выучивших урок учеников, которых вот-вот вызовет учитель. В кресле около бара расселся прожженный кутила седина в висках, блестящая булавка в галстуке - видно, завсегдатай; девицы проявляли к нему особое внимание и называли "пан доктор". На некоторых лицах выражалось скучающее ожидание. Было здесь несколько озабоченных отцов семейств и добропорядочных граждан. Вели они себя скромно, без претензий, так же хмуро и покорно, как ведут себя люди в приемной зубного врача. Розовая и добродушная физиономия могла принадлежать сельскому попику, а апоплексический затылок, наверно, спекулянту мясом, который зашел сюда порастрясти туго набитый бумажник. За соседним столиком клевал носом одинокий человечек с унылым горбом на спине.