Джеймс Планкетт - Один зеленый цвет

Такого бурного взрыва возмущения, каким ответил хор, Перселл даже не ожидал.

- Этот номер у них не пройдет, - сказал один из членов комитета.

Его фраза стала знаменем, вокруг которого они сплотились. Они слишком высоко занеслись в своих мечтах, чтобы дать растоптать их враз. За последние несколько недель Балликон-лану доказали, что и здесь вполне возможно нечто такое, о чем ранее не только не слыхивали, но и помышлять не могли. С невиданным доселе небрежением к деньгам члены хора решили оплатить постановку, для чего несколько месяцев собирать деньги. Это означало, что спектакль откладывается, зато теперь они не были связаны со сбором средств на памятник, а значит и не связаны сроками. Предварительно спектакль наметили закончить к первой половине июля следующего года. Когда же после рождества объявили, что памятник откроют в первую неделю июля, день спектакля определился окончательно. На открытие в город стечется народ, и праздничная обстановка привлечет публику. Как и следовало ожидать, слухи об их планах мигом разнеслись по городу. Общественное мнение, поначалу колебавшееся, постепенно - хотя и втайне - стало склоняться в пользу хора. Мерфи не любили в городе помимо всего прочего уже потому, что он имел власть. Сплетники свели суть разногласий к одному - учитель против Мерфи. Местные считали, что учитель сильно рискует, но именно его рисковость и обеспечила ему их расположение. Как и следовало ожидать, и приходский священник и Гэльская лига встали на сторону Мерфи. Шло размежевание сил. Распускались слухи, что оперетта безнравственная и что отец Финнеган в своей проповеди обрушит на нее громы и молнии. Но воскресенья шли одно за другим, а отец Финнеган безмолвствовал. Май был на исходе, когда Перселл узнал от Салли Магуайр о первой вылазке противника.

- Мерфи вводит на фабрике сверхурочные, - сказала она.

Перселл не дрогнул.

- Поздно спохватился. Он, конечно, осложнит нам жизнь, но мы справимся.

- Что бы Мерфи ни затеял, а на репетиции я ходить не перестану. И будь что будет.

- Жаль, что не все так решительно настроены, как вы, Салли, - сказал он горячо.

Салли мельком глянула на него. Но ничто в его манере не выдавало пылких чувств, он по-прежнему держался как добрый отец, старший брат.

Перселл отправился к отцу Финнегану.

- Ходят разговоры, что вы считаете "Пиратов" опереттой безнравственной. Я принес вам либретто.

- Я уже прочел либретто, - сказал отец Финнеган.

- Ну и как, по-вашему, можно считать эту оперетту безнравственной?

- Лично я так не считаю, но нравственные вопросы очень сложны. Прихожанам оперетта представляется безнравственной. Из этого можно сделать вывод, что так оно и есть.

- Из чего же, объясните мне, бога ради, это следует?

- Ну, если оперетта оскорбляет их нравственное чувство...

- Да ваши прихожане о ней и знать не знают. Они не читали либретто. А большинство и слыхом не слыхали о Гилберте и Салливене. Им внушили, что оперетта безнравственная и что вы того же мнения.

- Мне представляется сомнительным характер Рут. Женщина одна-одинешенька в пиратской шайке - кое-кому из моих прихожан это кажется подозрительным.

- А как насчет характера учителя, выбравшего "Пиратов" для постановки, он что, тоже кажется подозрительным?

Отец Финнеган пронзил Перселла взглядом и понял, что тот говорит искренне. Он отвел глаза.

- Вообще-то мне либретто не кажется безнравственным, - сказал он, чуть замешкался и с таким видом, словно его только что осенило, добавил: - Раз уж вы пришли, воспользуюсь случаем и упомяну еще об одном деле. Мне сообщили, что вы проводите много времени с магуайровской дочкой.

- Ну а что подозрительного находят тут? - сказал Перселл так вызывающе, что отец Финнеган поднял брови.

- Думаю, что ничего. Просто сплетничают.

- Зловредно сплетничают. И я знаю, кто этим занимается.

- Я понимаю, что к чему, - сказал отец Финнеган уже совсем иным тоном. - Как я уже говорил, вы можете не сомневаться - я самым решительным образом пресеку клевету, от кого бы она ни исходила. Я просто хотел вас предупредить. Вы ведь не первый встречный-поперечный. Вы - учитель. И это в корне меняет дело. Вы начинаете озлобляться и против общественных установлений, и против меня. Вы ожесточаете свое сердце. Это пагубно.

Впервые за все их встречи разговор пошел по-человечески. Перселл был тронут тем, что священник сам так его повернул.

Он утихомирился.

- Вы ошибаетесь, отец мой, я вовсе не озлобляюсь. Просто я по-своему смотрю на вещи, но это не идет вразрез с установлениями церкви и общества. Я не делал ничего дурного.