Джеймс Планкетт - Один зеленый цвет

- Пойду напрямик, - сказала она. - Спешу.

- Поспешишь - людей насмешишь, - крикнул он ей вслед, но она не отозвалась. Он замер в растерянности, как вдруг послышался крик, звук падения. Перселл окликнул Салли и очертя голову кинулся к лестнице. Из-под высоченных деревьев не доносилось ни звука. Перселл встревожился. Салли все не откликалась, и он стал шарить в темноте под деревьями. - Салли, Салли, где вы? - снова и снова выкрикивал он, пока ее голос чуть не у самого его уха произнес:

- Я здесь.

- Бог ты мой, да вы небось ушиблись? - спросил он, наклоняясь над ней. Из темноты сначала выступили бледные контуры ее лица, затем вся ее хрупкая фигурка. Он обнял Салли за плечи. Она потянулась к нему.

- Хотите меня поцеловать? - нежно спросила она. Перселл было рассердился. Но тут на него как дурнота накатило желание. Он нащупал ее губы и надолго забыл обо всем, кроме их влажной податливости. Когда же наконец он разжал руки, Салли первая вскочила на ноги и, не говоря ни слова, припустила по тропинке.

- Салли! - позвал он, на этот раз совсем тихо. Но желание, которое она в нем пробудила, хоть он и тут совладал с собой, не угасло. Ее "до свиданья" еле слышно донеслось до него сквозь тихий шепот листвы.

Два часа спустя он уже лежал в постели, но ему не спалось: он прислушивался к шуму дождя, неустанно колотившего по крыше, когда его всполошил стук в дверь. Он прошел через теплую, освещенную топящейся печкой кухню и открыл дверь. Сквозь пленку дождя он не смог разглядеть, кто пришел, но, когда различил Салли, у него чуть не оборвалось сердце.

- Что случилось, Салли? - спросил он. Отодвинул промокшую одежду чтобы просушить ее, Джозеф, собственно, и затопил печь - и усадил Салли. На свету он заметил, что по щеке ее расползся синяк. Она рассказала, что дома ей устроили выволочку - нечего, мол, было самовольничать и уходить с работы. Отец ее поджидал. Увидел, что у нее пальто перемазано в грязи, ну и сделал свои выводы, справедливость которых Перселл, как он ни был взбешен, не мог не признать.

- Папаша задал мне трепку, а когда я в ответ двинула его разок, вышвырнул на улицу, - сказала она. Потом, будто отвечая на вопрос, добавила: - К кому еще мне было идти?

Перселл растолкал Джозефа, который отнесся к случившемуся как к должному. За ужином решили, что он отдаст Салли свою кровать, а к утру придумает, как ей выбраться отсюда. Она хотела уехать в Дублин. Вынужденное решение, долгий путь под дождем настолько вымотали ее, что она покорно слушала его и безучастно соглашалась на все, что бы он ни предлагал. Салли уже давно легла, а Перселл все еще ворочался с боку на бок на раскладушке в комнате Джозефа. В жизни не попадал он в такое рискованное положение, и все же думал он по преимуществу о другом. Мыслями он вновь и вновь возвращался к Салли - ведь совсем недавно она явно пыталась его соблазнить, а сейчас она лежит всего в нескольких шагах от него в темной комнате за стеной. И вот теперь в душе его смута, она же, наоборот, безразлична и сейчас, во всяком случае, спит безмятежным сном. Он вспоминал ее голос, ее бледное лицо и то, как пленительно вдруг загорались озорством ее глаза. Пусть себе спит. Сам он почти не спал.

Поутру Салли увидел почтальон. Он пришел в неурочный час, принес увесистую бандероль. Вернувшись из города, Перселл обнаружил ее на столе. Бандероль была заказная, с английскими марками. Салли с Джозефом очень сокрушались из-за своей оплошности, Перселл же, оправившись от удара, принял случившееся как должное; он понимал, что нечто подобное рано или поздно должно было произойти. Слишком легко давалась им победа. Он наперед знал, как будут развиваться события, когда местные кумушки разнесут эту новость по городу (а он понимал, что они не заставят себя ждать) и отец Салли отправится жаловаться на него отцу Финнегану. В первую голову ему нужно было найти быстрый и надежный способ отправить Салли из города, и с этой задачей он справился как нельзя лучше: спозаранку посадил Салли в специально заказанный автомобиль. Когда он прощался с Салли, поросший лесом взгорок был окутан туманной дымкой, и тут только Перселл заметил, какая тишь кругом, как солнце заливает поля в низине, как звонки птичьи голоса в чистом, свежем утреннем воздухе. Ему захотелось поцеловать Салли в память того - пусть и немногого, - что их связывало, но он постеснялся Джозефа и таксиста. Вместо этого он только пожал Салли руку и попросил писать; всю глупость и бессмысленность своей просьбы он понял лишь поздно вечером, когда в конце дня, потраченного на бесплодные мысли о том, как выйти из переплета, в который он попал, ему доставили письмо отца Финнегана. Содержание письма было ему известно наперед. Священник, видно, был не в курсе событий и, полагая, что Салли все еще находится у Перселла, призывал того не преступать законы божеские и немедленно отослать девушку к родным, а поутру явиться к священнику для беседы; отец Финнеган вынужден выполнить этот тягостный для него долг по требованию столпов города и с благословения всех, без изъятия, отцов и матерей Балликонлана.