Айбек - Солнце не померкнет

Вспомнилась карта генерала, над которой они склонялись вместе. Сколько на ней красных и синих черточек, маленьких кружков — разных огневых точек! Это линия обороны. Здесь надо дать отпор врагу, решившему сделать скачок к Москве.

Голос телефонистки заставил комбата прервать свои думы.

Он открыл глаза— "Фиалка"! "Фиалка"! Я — "Верблюд"! "Верблюд"! — кричала девушка.

Хотя он на фронте бесчисленное множество раз слышал еще более нелепые слова, употреблявшиеся для связи, сейчас почему-то удивился:

"Фиалка" — "Верблюд"… Надо же придумать! Логика войны!

Аскар-Палван принес ужин. Никулин, молчаливый и усталый, дымил папиросой.

— Едва отогрел, ешьте, а то остынет, — подвинул Аскар-Палван котелок к капитану.

Никулин откинувшись назад и прищурив глаза, произнес:

— Ну, что скажешь, если нарушим шариат?

— А! Шариат? — не понял Аскар-Палван.

Никулин засмеялся, щелкнул пальцами по горлу.

— А, сейчас, сейчас! — Аскар-Палван кинулся в темный угол.

Вынув бутылку из ящика, он ловко стукнул по донышку. Сделал один глоток: попробовал. Потом вытер усы и наполнил стакан.

Аскар-Палван сказал о том, что видел друга Бектемира.

— Какой это?

— Уринбаев. Жив-здоров. В третьем батальоне, оказывается. Обижен он. Попал в хозяйственную часть. Возьмите к нам, товарищ капитан.

— Да, жалко скакуна в телегу запрягать!

Снаружи внезапно послышались топот и шум. Через мгновение несколько бойцов ввели кого-то из передней.

По тому, как дернулся неизвестный, было ясно, что на пороге ему дали хорошего пинка.

— Шпион! Поймали на краю оврага, — задыхаясь, доложил одни из бойцов.

— Чуть было не отпустил. Посмотрите на одежду! — сплюнув, произнёс второй.

Никулин резко отодвинул котелок, встал с места, поправил ремень и хмуро уставился на человека средних лет в красноармейской одежде.

Во всем облике фашиста выражалась злоба.

Аскар-Палван, желая выяснить, похож ли шпион на человека, вытянул шею и смотрел, приблизившись почти вплотную.

— А ну, поближе, выдернем-ка перышко из птицы Гитлера! — сказал Никулин, сжав зубы.

… На другой день к вечеру в роту пришел Бектемир. Дубов крепко обнял его.

— Я уже давно зарыл было тебя в землю, — произнёс он.

— Комбат узнал. Снова взял к себе… — объяснял, довольный, Бектемир. — Хороший человек капитан…

— Теперь, значит, на дорогах Москвы-матери будем вместе бить фрица! Так-то, брат… — похлопал друга по плечу Дубов.

Вскоре пришел Аскар-Палван. Он привел с собой земляка Хашимджана. Бывший учитель недавно стал младшим лейтенантом. Бектемир поздравил его.

— Братец, я недоволен этим званием, — произнес Хашимджан. — Раньше отвечал только за свою голову. Теперь — за многих. Чем выше поднимаешься, тем больше ответственности. Есть древнее изречение: "Если полководец с умом — враг перевернется кувырком". Чтоб быть главой над многими, братец, нужны сообразительность и талант.

— Это придет со временем, — пообещал Бектемир.

— Еще трудно сказать, — пожал плечами младший лейтенант.

— Письма не получали из дому? — спросил Бектемир.

— Нет, — вздохнул Хашимджан. — Как птицы гибнут, натолкнувшись на буран, так и письма — словно горят в этом огненном буране. Как увижу семью, приятелей во сне, настроение портится.

— Хвала тебе… И со мной так же, — засмеялся Бектемир. — Однажды, ну прямо как Насреддин, поверил своему сну. Насреддин во сне явился с петухом на базар. "Сколько?" — спрашивает покупатель. "Две теньги", — отвечает эфенди. "Одна таньга!" — говорит покупатель. "Нет!" — "Полторы таньги". — "Нет". — "Ну уж ладно, без четверти две таньги!" — говорит покупатель. Ходжа Насреддин опять ответил: "Нет" — и вдруг проснулся. Смотрит — ни петуха, ни покупателя. Тогда он быстро закрыл глаза и говорит: "Ладно, давай руку, согласен на без четверти две таньги!" Так вот и я, — продолжал Бектемир, — заснул на краю оврага, продрог. Вижу наш прекрасный сад, прохладную супу, вода журчит. Отец, бедняга, приносит из сада корзину инжира, кладет около меня и хлопает по плечу: бери, сынок. Гладит меня по голове. Когда я направлял в рот инжир, большой, как лепешка, глаза мои открылись. Ни отца, ни инжира. Гудит одна стужа! Быстро закрыл глаза снова, жую, решил всласть, вдоволь наесться инжира.

Земляки захохотали, Хашимджан перевел Дубову. И тот посмеялся:

— Вот такова жизнь солдат. Поцелуй во сне — любовь и счастье для него!

— Когда буран утихнет? — наивно спросил Аскар-Палван.