— В ваших краях, оказывается, очень много фруктов. И арбузы такие — человек не может от земли оторвать.
Это верно? Но только, говорят, очень жарко у вас. Я все это слышала. Летом, когда фашисты отсюда были еще далеко, у соседа стоял один узбек, командир. Очень красивый он был. Русский язык знал лучше меня. Ученый. Девушки вовсе разума лишились… Ты тоже неплох. Глаз острый. Грудь могучая. Должно, хорошо воюешь? А?
Бектемир смущенно улыбнулся, не зная, что ответить. Выручил Али. Взяв одну из бумаг, он протянул товарищу.
— Читай это, — глухо сказал он. — Что он там говорит? Недавно немец сыпал их с неба, как листья. Наши слова, только буквы другие. Он, проклятый, оказывается, знает и по-латински, и по-узбекски. Читай!
Бектемир развернул лист бумаги, поднес к печке. Нахмурившись, пробежал глазами. Али разинул рот — через плечо Бектемира смотрел то на бумагу, то на лицо земляка. Бектемир усмехнулся. Скомкав бумагу, кинул в печку. Пламя вспыхнуло ярче.
— Йе! Грубее чурбана ты! — зло крикнул Али. — Растолкуй хотя бы смысл.
— Что же вас тут интересует, ну?
— Ведь это написано для тебя, меня, Эшмата-Ташмата [1] По русски — "для Ваньки-Петьки"
… — возмущался Али. — Ведь надо же знать, что там.
— Не стоит того, чтобы об этом говорить, — проворчал Бектемир.
— У тебя всего одна ветка грамотности, — продолжал злиться Али. — А я слышал от человека достаточно мудрого, что в этих бумагах есть интересные вещи…
— Например, какие вещи?
— Вроде того, что на узбеков немцы смотрят другими глазами.
— Хвала! Вместо головы вы таскаете, оказывается, пустую тыквянку! — строго произнес Бектемир. — Мало вы крови и пожаров видели? Идите за тысячу верст отсюда и снова увидите кровь и золу. Гитлер, который швыряет в огонь дитя русское, смилостивится к узбеку? Если вы будете считать черта ангелом, а волка бараном, то в таком случае можете ждать милости от Гитлера. На бумаге можно написать все, что угодно. Разве есть у бумаги язык, чтобы сказать: "Ложь!"? Если ваш враг коварен, то он яд, как шербет, заставит вас выпить.
Али растерянно смотрел на товарища, а тот продолжал:
— Враг, оказывается, очень страшный. Правильно. Война есть война. Но зачем осыпать пулями головы детей, женщин, стариков? Зачем поджигать дом мирного народа?..
Али, смущенный, сидел не двигаясь. Все, что говорил товарищ, он понимал. Но, будучи от природы упрямым человеком, он все же хотел что-нибудь возразить. Бектемир, словно догадываясь об этом желании, возясь кочергой в огне, равнодушно спросил:
— Что, брат, неправ я?
— В твоих словах есть правда. Действительно, проклятый фашист жесток, — ответил Али. — Но не забывай того, что Узбекистан далек, на другом конце мира…
— Хвала! — повернулся к нему Бектемир. — Вот уже наступает зима, а в нашем краю в эту пору на лозах еще виноград, на грядках дыни, на деревьях гранаты. Но дело не в расстоянии. Гитлер сейчас по всей стране бьет топором под самый корень. А корень — русский солдат. Мы должны сохранить этот корень. Тогда мы сохраним от напасти и Узбекистан.
Бектемир сжал кулак:
— Вот в чем наша сила… В том, что мы объединены. А враг хочет ослабить наш кулак, внести раскол.
Али, поднявшись, выпрямился и, уверенный в силе нового возражения, произнес:
— Ладно, корень сохраним! Ты, набравшись ума на войне, становишься ловким в словах, — иронически улыбнулся он. — Ладно, мы, узбеки, будем проливать свою кровь в этих тугаях и болотах. Но русские будут ли нам благодарны? Ведь наши деды, бывало, воевали с русскими…
Бектемир, поддерживая раненый локоть, уселся поудобней. Он смотрел на огонь, нахмурив брови, и казалось, о чем-то думал, не слыша слов товарища.
Али теперь нисколько не сомневался, что поставил Бектемиру мат. Довольствуясь его молчанием, Али попытался переменить разговор.
Но Бектемир неторопливо продолжал:
— Верно, царь Николай много горя причинил. Слышали от стариков. Но все это в прошлом. Что только не происходило в прошлом? Разве не стоял город против города, кишлак против кишлака? Разве не текли реки крови? Сегодняшние русские — совсем другое племя. Русские — рабочие, крестьяне. Они дети Ленина. Они создали одну жизнь для всех народов Советской страны, одни законы.
Али, соглашаясь, кивал головой.
— Вот возьмем немцев: большой народ. С высокими знаниями народ. Об этом можно судить по их машинам. Но большой порок у него. Он говорит: я хочу быть хозяином всего мира. Преклоняй колени передо мной, или морду в кровь разобью. Гитлер взбешен. Совсем взбешен. Как саранча, опустошает землю.
Читать дальше