Микаел Рамадан - Тень Саддама Хусейна

- Конечно, но это другое.

- Почему другое, Амна? Чем я лучше других? Сколько раз ты напоминала мне, что я всего лишь школьный учитель из Кербелы?

Амна замолчала, наконец признав свое поражение. Я не хотел её растраивать, и так было достаточно поводов для волнений, к тому же она ещё не оправилась после родов, и, чтобы успокоить её, я сказал:

- Если тебе будет легче от этого, я поговорю с Мухаммедом. Возможно, он сможет помочь мне какое-то время избегать опасности.

Разговор с Мухаммедом был бы напрасной тратой времени. Угроза убийства была неотъемлемой частью моей работы и главной причиной того, что мне так хорошо платили. Я не собирался поднимать эту тему с Мухаммедом или с кем-либо еще. Я надеялся, что стойко встречу уготованное мне судьбой, даже если меня ждет преждевременный конец на службе у Саддама.

На следующий день в Черном кабинете мы с Мухаммедом принялись обсуждать то, что случилось с Махди. Он был простым, бесхитростным человеком, который мог поднять нам настроение своими незатейливыми, наивными шутками. Оплакивая нашего умершего коллегу, мы пришли в уныние, и тут я сменил тему разговора, спросив мнение Мухаммеда о только что объявленном назначении Тарика министром иностранных дел. Он сменил на этом посту Садуна Хаммади из-за его пошатнувшегося здоровья, что на этот раз соответствовало действительности. Садун находился в министерстве иностранных дел девять лет, был горячим сторонником Саддама и продолжал помогать ему в государственных делах. Он был незаменим при ведении дел с США, так как единственный из ближайшего окружения Саддама получил образование на Западе, стал доктором философии в университете в Висконсине и получил степень по сельскохозяйственной экономике в 1957 году.

Мухаммед предложил, чтобы мы просмотрели дневник мероприятий на следующие несколько дней и решили, что мы могли бы сделать, чтобы усилить безопасность. Прежде чем мы начали, в комнату вошел Саддам, за ним шел Удай и новый министр иностранных дел Тарик.

Саддам выглядел озабоченным. Возможно, он был обеспокоен убийством Махди Махмуда. Пули, в конце концов, предназначались ему.

- Вы знаете, что случилось вчера с Махди Махмудом, - сказал он, и это было скорее утверждением, чем вопросом.

Мы с Мухаммедом кивнули.

- Это ужасная трагедия, - продолжил Саддам, - и ты можешь быть уверен, что я из-под земли достану тех, кто виновен в этом.

- Что будет с его женой? - спросил я. Саддам тепло улыбнулся.

- Это так похоже на тебя, Микаелеф, задать подобный вопрос в такое время. Жена Махди получит хорошую компенсацию за потерю своего мужа. Он будет посмертно награжден, и она получит щедрую пенсию, как вдова погибшего на войне. Она будет горевать о муже, но сможет не беспокоиться о том, как прокормить себя.

Я не сомневался, что Саддам сдержит свое слово. Он был способен проявить необыкновенную щедрость по отношению к тем, кто преданно служил ему. Вдове Махди не придется ни в чем нуждаться.

- Со смертью нашего друга, - продолжал Саддам, - мы должны стать ещё более бдительными, чем до сих пор. Нам повезло, что американское телевидение не успело снять весь эпизод. Однако мы не должны воспринимать такую удачу как само собой разумеющееся. Все, что случилось, произошло по воле Аллаха, но было бы глупо, если бы мы не извлекли урока, который он хотел преподать нам.

Хотя в комнате находилось ещё три человека, Саддам обращался непосредственно ко мне.

- Важно, чтобы никто из посторонних не знал, что у меня есть люди вроде тебя, выступающие моими двойниками, Микаелеф. Некоторое время ты не должен показываться на людях. Все твои мероприятия на следующие несколько недель будут отменены или перенесены на другой срок.

Меня захлестнула волна облегчения, и я знал, что Амна тоже будет довольна решением Саддама.

- Конечно, я думаю о твоем благополучии, - продолжил он, - но это и практический шаг. Я не могу рисковать твоей жизнью. Потеря Махди ужасна, но он не был так похож на меня, как ты, и был менее полезен мне. Если подобное случится с тобой, это будет незаменимой утратой для меня.

Он руководствовался прагматическими соображениями, а не чувствами любви и привязанности.

Во время этой сцены я заметил, что Удай, которому тогда исполнилось девятнадцать лет и рост его достиг одного метра девяносто пяти сантиметров, определенно не был тронут решением своего отца не бросать меня на растерзание волкам. Мне было любопытно, когда он вставит слово. Долго ждать не пришлось.