Евгений Лучковский - Опасная обочина

Он взял несколько аккордов грустновато-мажорного характера, но в ритме, заставляющем подергивать плечами и притоптывать.

— Настоящему артисту не надо настраиваться, — скороговоркой пробубнил Валька, — Он может сразу…

И запел:

— Гениально! — воскликнула потрясенная Пашка.

Дядя Ваня-манси был более сдержан.

— Большой-большой человек Валька, — сурово произнес он, не двинув ни одной морщиной своего неподвижного лица.

Уличенный в невежестве Дятел просто промолчал, хотя ему жутко хотелось поставить под сомнение авторство Вальки, ну хотя бы в музыке, что-то она ему напоминала, а вот что, вылетело как на грех из головы.

У Венеры вдруг засияли глаза, и она с девической застенчивостью почти прошептала:

— Валечка, пожалуйста, спой еще раз.

— Да! — поддержала Пашка-амазонка. — Давайте все споем! Ну, подпоем для начала. Это же наша песня. Валентин, начинай, мы тебе подпевать будем!

Иорданова долго упрашивать не надо было. Валька тронул струны гитары…

Здорово они пели! А когда закончили, то были щедро вознаграждены одинокими «аплодисментами»: чьи-то большие и вымазанные в тавоте руки просунулись в дверную форточку из кабинета Стародубцева и мерно хлопали одна об другую. Потом убрались, а на их месте возникло скуластое лицо Эдуарда Никитовича Баранчука.

— Привет, лоботрясы, — вот что сказало это лицо.

— Привет, пролетарий, — ответила за всех Пашка. — Посиди с нами, погрейся.

— Некогда. Где Стародубцев?

— В районе. Начальство вызвало.

Баранчук удивился:

— Он что, пешком пошел, пока ты здесь распеваешь?

— Нет. За ним «вертушку» прислали.

— Надо же. Выходит, дед важной персоной стал.

— Еще какой! Перед отлетом всем задания дал.

— Ага, вот вы их и выполняете.

Пашка состроила серьезную мину.

— Мы используем, — сказала она веско, — дарованное нам конституцией право на отдых.

— Я и сказал — лоботрясы…

Баранчук задумался, что-то соображая.

— Ч-чёрт! Кто же мне втулку выпишет? — как бы про себя проговорил он.

Валька Иорданов расправил узкие плечи.

— Я могу тебе выписать, если надо. Кстати, не хочешь ли с нами спеть? Мы сейчас повторять будем…

Скулы у Баранчука дрогнули.

— Это я тебе сейчас выпишу! Почему гитару без спроса взял?

Иорданов поморщился:

— Ну зачем так грубо, Эдичка? Пока я спал, ты уехал, не искать же мне тебя на трассе из-за какой-то гитары. А потом я — талант, меня бить нельзя. Вот окружающие подтвердят. Ребята, подтвердите!

Все дружно кивнули. Кроме Дятла.

— А ты, орелик, не считаешь, что Иорданов — талант? — спросил Эдуард, умевший иной раз подмечать и мелочи.

— Талант — сбоку бант, — нахмурился радист Вовочка Орлов и отвернулся.

— Э-э-э, — протянула Пашка, — да он и тебя талантом заразил.

— Адувард, — проснулся дядя Ваня, — тебе какая втулка выписывать надо?

«Адувард» назвал.

— Есть такой втулка, — не меняя выражения лица, сказал дядя. Ваня. — Иди домой. Моя рюкзак под лежанкой знаешь? Там втулка.

Баранчук сдержанно улыбнулся в стиле народа манси и вежливо поблагодарил:

— Спасибо, дядя Ваня. С меня причитается. А вот компанию ты себе выбрал дурную. Такой солидный человек…

И Баранчук захлопнул окошечко.

— От меня тоже спасибо, — поклонился дяде Ване Иорданов. — Если бы не ты, мой северный друг, то Эдуард мне плешь бы проел за эту несчастную гитару.

— У тебя плешь и так уже есть, — сказала Пашка.

Валентин Иорданов сделал вид, что обиделся.

— Это от шапки, — надменно выпрямился он. — А вежливый человек никогда не станет вслух говорить о недостатках других людей. Я же не говорю, что у тебя…