Евгений Лучковский - Опасная обочина

«Эх, встретить бы еще одну Веру до конца дня, и тогда мое дело в шляпе…» — суеверно подумал он. Вслух же произнес:

— Вэ Смирницкий. Виктор Михайлович.

— Так вы у нас выступите?

— А что вы так хлопочете о коллективе? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я член комитета комсомола, — сказала она. — На мне культмассовый сектор, встречи с интересными людьми…

Он приосанился:

— По-вашему, я интересный человек?

— Еще бы! Вы так интересно говорите. И пишете тоже…

«Ну вот, — с тоской подумал он, — давно ведь собирался проблемную статью написать на тему общеобразовательной школы, да так и забросил идею. А она сейчас возникла с новой силой. Возьми хоть вот эту: училась где-то, может быть, даже лучше других, наверняка лучше многих, школу кончила… Внешне — само совершенство. А две-три необычных фразы из прошлого века и — глаза на затылке…»

— Выступлю я у вас, Верочка, обязательно выступлю.

Она просияла:

— А когда? Как нам вас найти?

— Очень просто. Прилечу с Севера, зайду в депутатскую. Если ваша смена, то тут все понятно, а если не ваша, оставлю записку Вере Малышевой. Устраивает?

— Нормально!

— А теперь я пойду вздремну по-стариковски, вон и «Чукотка» освободилась…

— Я вас разбужу к посадке, — сказала она. — Отдыхайте.

Член комитета Вера Малышева ушла, задорно стуча каблучками, а член Союза журналистов Виктор Смирницкий пошел в угол и действительно по-стариковски плюхнулся в уютное мягкое кресло с удобными подлокотниками.

Кто-то прикоснулся к его руке — он действительно задремал.

— Виктор Михайлович, пройдите, пожалуйста, в «рафик», мы отвезем вас к самолету.

Над ним стояла Вера Малышева и улыбалась. Он встал, с удовольствием потянулся и пошел вслед за ней к стеклянной двери, ведущей на летное поле.

— Верочка, — спросил он ее по дороге, — вы случайно не знаете, какой тип самолета?

— Ту-154.

Он заглянул в билет: место 2–6.

— Хорошо бы «первый класс»… — мечтательно произнес он, пропуская девушку в «рафик».

— Вот этого я вам сказать не могу, — улыбнулась Вера, — сейчас сами увидите, вот он — ваш лайнер.

Смирницкий хорошо знал, что такое «первый класс».

Это когда вместо трех кресел в первом салоне установлены два. Но каких! Широкие, мягкие, опять же с удобными широкими подлокотниками… Мечта! Есть возможность вытянуть ноги и спать, спать, спать…

У трапа он попрощался с комсомольской богиней, пожелав ей легкой смены. Прощаясь, поднял указательный палец и заговорщицки подмигнул, состроив серьезную мину:

— Лектор все помнит. Не боись.

«Рафик» с Верочкой укатил, а он, зная, что она оглянулась, помахал вслед перчатками. На верхней площадке трапа стояла не менее элегантная бортпроводница и приветливо улыбалась хоть и заученной, но ослепительной улыбкой.

Она заглянула в билет и повела его в первый салон. Тот действительно оказался первым классом. Кресла были приятного синего цвета и обиты чем-то наподобие «букле».

— Вот ваше место, — прозвучало глубокое контральто.

Он сел, она продолжала:

— Над вами находятся…

— Стоп-стоп-стоп! — перебил он ее. — Это мы все пропустим: индивидуальное освещение, кнопка вызова бортпроводницы… Давайте начнем с последней фразы. Меня зовут…

— Люда, — весело закончила она.

Он с огорчением поморщился:

— Нет, не то… Нет в жизни счастья.

— Могу заменить на «Люся», — предложила она.

— К сожалению, замена в этой игре исключается.

— А что же вам надо?

— Вера — вот что мне надо.

— Так вы же только что с ней попрощались.

— Теперь другую надо…

Она кусала губы, сдерживая смех:

— А сколько всего вам нужно Вер?

— Не менее трех, — совершенно серьезно ответил он.

Бортпроводница не выдержала и рассмеялась:

— Вас посадят за многоженство.

В это время ее окликнули из прохода:

— Вероника! Автобус пришел! Давай на трап — начинаем посадку.

Он изумленно взглянул на нее и показал кулак.

— Ладно, не сердитесь, — сказала она, поворачиваясь к выходу. — Вам все равно еще одну надо.

«Нет уж, — подумал он, закрывая глаза. — Теперь комплект».

А поскольку профессиональный бродяга Виктор Михайлович Смирницкий привык засыпать в любых условиях — и при посадке, и на взлете, — а тем более здесь, в тепле и уюте просторного салона, он удобно вытянул длинные ноги, плотнее сомкнул веки и расслабился. Еще он вызвал в памяти образ Ольги и стал впадать в легкую дрему, предшествующую глубокому сну.