Леонид Иванов - Глубокая борозда

На другой день позвонил Ларионов: город выделит двести пятьдесят грузовиков. Павлов сгоряча хотел отказаться, мол, не нужны подачки, но вовремя сдержался: и это помощь… Сухо поблагодарил.

Последующие дни показали, что значит дополнительный транспорт: вывозка зерна на элеваторы удвоилась, ускорились и темпы обмолота.

Область быстро приближалась к выполнению плана по хлебу. Зато участились звонки из Москвы насчет десяти миллионов пудов сверх плана.

Павлов собрал членов бюро, они привезли расчеты о возможностях каждого района. Картина вырисовывалась такая. Сдать сверх плана десять миллионов пудов зерна можно, но тогда концентратов для скота не останется. Что же делать?

Щербинкин начал, не раздумывая долго:

— Страна нуждается в хлебе, как никогда. А нам не впервой зимовать без концентратов. Надо сдавать сверх плана.

— А почему этот вопрос решаем мы, а не те, кто вырастил хлеб? — вмешался Несгибаемый. — До каких пор будет продолжаться эта несправедливость? Я вчера был в Иртышском совхозе у Коршуна. Он уже перевыполнил план сдачи хлеба процентов на тридцать, фураж засыпал почти полностью, потому что намолачивает по семнадцати центнеров с гектара. И если мы здесь решим забрать фураж в Иртышском совхозе, то ведь это будет издевательством над коллективом. Хозяйство-то животноводческое, высокопородистый скот…

— Твое предложение? — сухо спросил Щербинкин.

— Предложение такое: тем, кто выполнил план, дать право самим решать — сдавать еще зерно сверх плана или оставить его на корм скоту. Вы же знаете, как запущено у нас животноводство.

Поднялся Гребенкин. Жестикулируя правой рукой, сразу начал на высоких нотах:

— Надо, наконец, набраться мужества! Что значит самим решать производственные вопросы? Это не только сколько и чего посеять. Это и разумно распределить полученный урожай!

— Что ж, интересы государства в сторону?! — выкрикнул Щербинкин.

— Нет, не в сторону, — возразил Гребенкин. — План продажи каждый обязан выполнить. Каждый! Но кто выполнил, тот имеет полное право по собственному разумению распорядиться своим добром. Сверхплановая продажа должна быть строго добровольной, как это записано в решении.

Опять заговорил Щербинкин. Он ссылался на практику прошлых лет: все равно заставят сдать десять миллионов. А если открыто отказаться, то, как он выразился, вместе с этими десятью миллионами заберут и их партийные билеты. Заметив косые взгляды сидящих, он добавил:

— Я в том смысле, что не покупать же хлеб у капиталистов, если он есть на месте…

— Если припрет, то можно и купить, — вскочил Несгибаемый. — Но надо построже спросить с того, кто землю запустил. А то выходит, что отыгрываемся на тех, кто высокие урожаи снимает. Словом, товарищи, я против добавочных заданий. Не задания надо давать передовикам, а обратиться к ним с нижайшей просьбой: выручайте, мол, нас! Почему у Коршуна хороший урожай? Потому что не принял он наших шаблонных установок. А у Никанорова? А у Соколова? Все потому же. Так вот, давайте в ноги им поклонимся. Своим-то не грех отвесить низкий поклон.

— Михаил Петрович, ты настаиваешь на своем предложении? — обратился Павлов к Щербинкину.

— Настаиваю. И прошу проголосовать.

Павлов поставил на голосование два предложения — Щербинкина и Несгибаемого. За первое голосовал один Щербинкин.

— Запишите это в протокол, — потребовал он.

— Запишем, не беспокойся, — сухо бросил Павлов.

Но уже на следующий день Павлову пришлось по телефону объясняться с одним из руководящих работников федерации.

Ясно: тут не обошлось без Щербинкина.

Павлов сообщил, что бюро обкома решило обратиться к передовым хозяйствам с просьбой о продаже зерна сверх плана.

— В бирюльки играете! Интересы государства ни во что ставите!

— Приезжайте, — пригласил Павлов отчитывающего. — Давайте обсудим этот вопрос, можно пленум созвать.

Разговор кончился тем, что Павлову пригрозили доложить «самому». Павлов доволен этим: пока докладывают, есть возможность делами заняться.

Через пятидневку план по продаже хлеба был выполнен. А еще через четыре дня сверхплановая сдача превысила два миллиона пудов. Бюро обкома приняло решение: остановиться на этом, послать рапорт Центральному Комитету.

Павлова вызвали на Пленум ЦК.

Много передумал Павлов в те дни. Вспомнил все реорганизации, мешавшие живому делу.

На объединенном пленуме обкомов, окинув взором лица взволнованных людей, в порыве нахлынувших чувств Павлов воскликнул: