Антанас Шкема - Белый саван

Где-то далеко заговорили церковные колокола. Сначала маленькие, потом большие. Маленькие колокола торопятся догнать друг друга, и большие отзываются гаснущим звоном.

Вечереет. На другой стороне улицы по железным крышам катится красный шар. Сосед Серегин взбирается по ступенькам на третий этаж, на лестничной площадке он приостанавливается и громко рыгает… Во дворе Настя стирает господское белье.

В ворота протискивается успевший налакаться дворник Степан и, качаясь, направляется к рахитичной груше. Тянет к ней руки и певуче приговаривает:

— Родная моя… Любимая моя…

Густые акации сплелись одна с другой, ветки персика сплошь усыпаны зреющими плодами, трава высокая, местами достает Мартинукасу до подбородка. Там, за персиковыми деревьями, растут старые вишни. За ними никто не ухаживает, они сцепились между собой сухими ветками — не разнять, не развести — вот и умирают маленькие вишенки, едва успев зазеленеть. Какие-то незнакомые Мартинукасу травы обвились вокруг стволов, а стволы — что сухой хворост, и старушки-вишни смахивают на раскрашенных покойниц. За садом — церковь с накренившейся дверью, за церковью — побеленные глиняные мазанки, которые белеют издалека среди плодовых деревьев; еще дальше — привольно раскинулся на несколько верст сад, принадлежащий всей деревне. Рядом жмется полоска земли, отведенная под огороды, ну а ниже протекает медлительный Миус в тени склоненных ракит. За Миусом — степи. Степной простор тянется до самого горизонта, кое-где на горизонте проступают волнистые курганы. Степь хорошо видна со второго этажа, из маминой комнаты.

Село Покровское. Восемнадцать тысяч жителей и еще двухэтажный бывший господский дом, где теперь размещается начальная школа; в этом доме живет Мартинукас с родителями.

А возле каменной ограды уже насыпана новая могилка. Мартинукас собственноручно воткнул в могилу белый крест. На кресте выведено химическим карандашом:

«в. п.

Здесь покоится вечным сном

Хорошая кошка Мурлыка

Похоронил ее Нукас Вилейкис

Аминь».

Кошка Мурлыка как раз в день рождения Мартинукаса родила в его постели двух мокрых и слепых котят, а сама сдохла. Мартинукасу грустно, ему жаль кошку, которую они привезли из Ростова. Он даже становился на колени и молился.

«…Господи, спаси душу доброй Мурлыки. Отпусти ей все грехи. Пускай попадет она в небесное царство. Котят отец утопил в кадке. Я в этом не виноват. Я так его просил, а он все равно бросил их в кадку…»

Мартинукас трижды бьет себя кулаком в грудь.

«…И посади ее, одесную, среди самых хороших кошек. Пускай поют псалмы и лакают молоко из мисочки. Это я понарошку, Господи, просто я так играю…»

Мартинукас продолжает с легкой усмешкой:

«…И воскреси ее котят из мертвых. И верни им зрение, которого у них не было. Пускай играют себе с Мурлыкой. Будьте же милосердны к Мурлыке и ее котятам, Отец Бог, Отец Сын и Отец Дух Святой. Аминь…»

Он поднимается с колен, целует крест, осеняет себя знамением и хочет повторить все сначала.

— Ну-у-укас! — зовет мать.

Мартинукас с явным неудовольствием разворачивается и шагает к дому. Мать сидит возле отворенного окна и шьет. Длинные ее пальцы проворно продевают сквозь материю иголку с ниткой, желтоватый ситец тихонько шелестит. Уже три месяца как они здесь, и мать опять спокойна. Она больше не произносит странных слов, она такая милая, глаза у нее добрые, она терпелива даже тогда, когда Мартинукас не может ей ответить урок по географии.

— Где ты был, Нукас? — материнская рука проводит по волосам сына.

— В саду, мама. Я похоронил Мурлыку, сделал крест и помолился за ее душу.

— Крест кошке? — мать улыбается, у нее белые зубы, и она прижмуривает свои раскосые глаза.

— Ты же говорила — Бог живет на небесах. После смерти ведь все добрые души попадают на небо, правда, мама? Я помолился за Мурлыку. У нее была добрая душа. Она не царапалась и не кусалась.

Мать уже откровенно смеется. Зубы у нее крупные, ровные, чистые. Мартинукасу даже хочется потрогать их пальцем.

— У кошек нет души.

— Почему?

— Потому что они… глупые.

— Значит, у глупых людей тоже нет души?

Теперь мать хохочет громко-громко. И вместе с нею заливается Мартинукас. Ему весело, он понимает, что сказал необычайно остроумную вещь. Поэтому в запале продолжает приставать к матери: