Антанас Шкема - Белый саван

У Гаршвы постоянно случалось расстройство желудка. Он то и дело бегал в деревянную будку, в двери которой отец вырезал дырку — кривоватое сердце. Гаршва торчал в уборной и сквозь эту дырку в виде сердца видел клочок неба.

«Охлади мою грудь своей хладной волной», — декламировал он. И думал о том, что надо бы дописать стихотворение, которое он разорвал когда-то и выбросил клочки в Неман. Но у него не получалось. Возникали просто отдельные слова. Lalo, балт, римский нос, skambino, небо, янтарь. Через месяц врач вылечил Гаршву от поноса.

Женя явилась к нему под вечер, чистая, намытая, не слишком постаревшая, как это бывает у очень мелких женщин. Гаршва сидел на веранде. На скамейке лежал пучок веток акации. Антанас держал точно такую же ветку, обрывал листочки, словно гадал «любит — не любит», и бросал наземь.

— Здравствуй, котик, — проговорила Женя. — Слышала, приболел. Один твой друг сообщил мне.

Гаршва хмыкнул и молча продолжал обрывать листочки. Женя поставила на стол чемодан.

— Привезла, вон, масла, сала, яиц. Я тебя не забыла, котик.

— Рад за тебя, — откликнулся Гаршва.

— Красиво тут. Можно я осмотрю комнаты?

— Ступай, — разрешил Гаршва.

Спустя минуту Женя снова появилась на веранде.

— Неплохо. Не мешает убраться.

— Коли не лень, пожалуйста, — согласился Гаршва, обрывая листочки у последней ветки. Женя ласково провела пальцами по его шее.

— Могу я у тебя поселиться? Ты ведь один?

— Один. Только продуктов у меня маловато.

— Не беспокойся. Мы с тобой раздобудем еду.

— Мы с тобой раздобудем.

— Думаю, это место подойдет, — проговорила она как бы невзначай, про себя.

— О да, место, конечно, подойдет, — согласился с нею Гаршва.

— Ты уже догадался? — удивилась Женя.

— О чем?

— Ну, что я задумала?

— Полагаю, что-нибудь стоящее?

Женя внимательно оглядела Гаршву.

— Скажи «раз».

— Раз.

— Два.

— Два.

— А сколько будет дважды два?

— Четыре?

— А двенадцать плюс пятнадцать?

— Двадцать семь. Ты, что, арифметике учишься?

— Вроде ты в порядке, — констатировала Женя. Вдруг она наклонилась к нему и прошептала:

— Скажи. Я — Антанас Гаршва.

— Я — Антанас Гаршва. Был и буду. Во веки веков, аминь, — прошептал Гаршва.

— Ну, ты почти в порядке. Ладно, пошла жарить яичницу.

В ту ночь Гаршва вспомнил давно забытые вещи. Он переспал с Женей и за завтраком умял яичницу из четырех яиц с салом.

Женя завела с ним обстоятельный разговор на второй день своего пребывания. Был вечер, и желтая круглая луна медленно проплывала над Артиллерийским парком.

Этой теплой осенью сильно пахли акации. Поскрипывала рассохшаяся скамейка на веранде. На столе стояло масло, лежали ломти хлеба. Женя поднялась и стала убирать со стола. И когда все сложила на деревянный поднос, попросила:

— Включи свет.

Гаршва нажал на кнопку. Женя тщательно протерла столешницу.

— С завтрашнего дня займусь бизнесом, — объявила она вдруг.

— Хочешь открыть магазинчик? Неприбыльно все это. Товаров сейчас нет, да и покупатели не потащатся в такую даль.

Женя сердито сверкнула глазами.

— Ты что, дурак или просто придуриваешься?

Гаршва отвернулся от нее. Сквозь стекла веранды он наблюдал за луной — полнолуние всегда притягивает.

— Послушай, котик. Мой бизнес все тот же.

— О, — произнес Гаршва, не отрывая взгляда от луны. Она как раз уселась на трубу казармы рядом с гауптвахтой и очень напоминала человечка, которых рисуют дети.

— Понимаешь, хочу здесь заняться своим бизнесом. Мы бы с тобой неплохо заработали.

— А сколько будешь платить за квартиру?

— По крайней мере, ты будешь сыт, я тебя одену, станешь спать со мной бесплатно.

— Божественная перспектива.

— Согласен?

— А на какую клиентуру ты рассчитываешь?

— На немцев. Да ты не бойся. Простым солдатам я не даю. У меня теперь высокая марка.

Гаршва рассмеялся.

— Мой знакомый пекарь — директор табачной фабрики. Кордебалет занимается распределением квартир и ордеров на материалы. Кларнетист из Бремена дирижирует Генделем. Бременский музыкант. Мне рассказывали: один хозяин выменял на муку пианино и день-деньской наяривает одним пальцем польку. Русские пленные убирают его поля. Такую зарисовку я обнаружил в одном еженедельнике. Несколько десятков раз там повторялись слова «кто-то» и «почему-то». А какого ранга офицерам ты даешь?

— А ты и в самом деле глуп, — с грустью заметила Женя.