(Джордж Байрон - Марино Фальеро, дож венецианский

Известно, что Елена погубила Трою, что Лукреция была причиной изгнания Тарквиниев из Рима, что Кава привела мавров в Испанию, что галлов повел в Клузиум и оттуда в Рим оскорбленный муж, что один насмешливый стих Фридриха II над мадам де Помпадур был причиной битвы при Росбахе, что бегство Дирборгили с Мак-Мэрчедом привело к порабощению Ирландии Англией, что личная ссора между Марией-Антуанеттой и герцогом Орлеанским ускорила первое изгнание Бурбонов и - чтобы не нагромождать еще примеров - что К оммод, Домициан и Калигула пали жертвами не своей тирании, а личной мести и что приказ Кромвелю сойти с корабля, на котором он хотел отплыть в Америку, погубил и короля и республику. Как же ввиду всех этих примеров д-р Мур удивляется тому, что человек, привыкший повелевать, занимавший самые ответственные посты, долго служивший родине, может глубоко возмутиться тем, что ему безнаказанно нанесли самое грубое оскорбление, какое только можно нанести человеку, будь то владетельный князь или крестьянин. К тому же Фальеро был в то время стариком, а - как говорит поэт - "гнев юноши горит как солома, но раскаленной стали подобен гнев старика... Юноши легко наносят обиды и забывают о них, но старость медлительна и в том и в другом".

Рассуждения Ложье более философские: "Таков был позорный конец человека, которого его рождение, его возраст, его характер должны были оградить от страстей, ведущих к тяжким преступлениям. Его таланты, проявлявшиеся в течение долгих лет в самых важных делах, опыт и ум, которые он выказывал в управлении государством и как посланник, снискали ему уважение и доверие граждан и объединили все голоса в выборе его главой республики. Когда он поднялся на высоту, почетно завершавшую его жизнь, ничтожная обида влила в его сердце такой яд, что все его прежние доблести исчезли, и он закончил жизнь позорной смертью предателя. Этот печальный пример показал, что _нет возраста, в котором разум человеческий был бы в безопасности, и что в человеке всегда остаются страсти, которые могут ввергнуть его в позор, если он недостаточно владеет собой_" {Цитируется Байроном на итальянском.}.

Откуда д-р Мур взял, что Марино Фальеро просил пощадить его жизнь? Я справлялся во всех хрониках и нигде ничего подобного не нашел. Правда только, что он во всем сознался. Его повели на место пытки, но нигде не упоминается о том, что он просил о помиловании; и то обстоятельство, что его пытали, менее всего указывает на недостаточную его твердость; если бы он выказал малодушие, то об этом, наверное, упомянули бы хронисты, которые очень далеки от доброжелательного к нему отношения. Малодушие совершенно не в характере такого воина, так же как и не в характере времени, в которое он жил и в которое он умер, - это обвинение противоречит к тому же исторической правде. Я считаю непростительным клевету на исторические личности, сколько бы ни прошло времени. О мертвых и несчастных следует говорить правду, а на тех, кто умерли на эшафоте, в большинстве случаев из-за своих собственных ошибок, не следует возводить обвинения, совершенно невероятные уже ввиду опасностей, которым они подвергались, совершая поступки, за которые они были приговорены к насильственной смерти. Черное покрывало, нарисованное на месте портрета Марино Фальеро в галерее венецианского Дворца дожей, и лестница Гигантов, где он был коронован, развенчан и обезглавлен, произвели сильное впечатление на мое воображение, так же как его властный характер и странная история. В 1819 году я несколько раз ходил в церковь San Giovanni e San Paolo искать его могилу. Когда я стоял подле усыпальницы другой семьи, ко мне подошел один священник и сказал: "Я могу вам показать более прекрасные памятники, чем этот". Я сказал ему, что ищу гробницу семьи Фальеро, и в частности дожа Марино. "Я вам покажу ее", - сказал он, вывел меня из церкви и указал на саркофаг в стене с неразборчивой надписью. По его словам, гробница эта находилась прежде в прилегающем монастыре, но была изъята оттуда, когда пришли французы, и поставлена на теперешнее место. Он сказал, что присутствовал при открытии могилы, когда переносили останки дожа, и что там осталась груда костей, но ясных признаков обезглавления не было. Конная статуя перед церковью, о которой я упоминаю в третьем акте, изображает не Фальеро, а какого-то другого, забытого теперь воина позднейшего времени. Было еще два других дожа из этой семьи до Марино. Орделафо, павший в 1117 году в битве при Заре (где его потомок впоследствии победил гуннов), и Виталь Фальеро, правивший в 1082 году. Семья эта, родом из Фано, была одна из самых знатных по крови и богатству в городе, самых богатых и до сих пор самых древних семей в Европе. Подробности, которые я привожу, доказывают, насколько меня заинтересовал Фальеро. Удалась ли мне или нет моя трагедия, но, во всяком случае, я передал на английском языке достопамятный исторический факт.

Читать дальше